Теперь уже старшая сестра, Цзюаньэр, робко подошла и протянула руки, желая поглядеть на малышку, но не смела просить об этом бабушку.
– На, возьми её! Только держи крепко, это ведь твоя сестренка! – Цзюаньэр приняла у старушки тёплый свёрток и слегка растерялась от радости: какой милый ребёночек, просто прелесть! Малышка внимательно рассматривала девочку, взявшую её на руки, да и старшая сестра сосредоточенно глядела ребёнка, не в силах отвести глаз.
Цзюаньэр была словно зачарована и всё вглядывалась в чистую синеву малышкиных глаз, этот нежный синий цвет навсегда поселился у неё в душе.
Но больше всех ликовал, конечно, ещё раз ставший отцом Хуан Чжунцзе. Каждому встреченному на улице человеку он с радостным смехом сообщал:
– Дочурка! У меня родилась дочурка!
– У меня родилась младшая сестра! Теперь у меня две сестренки! – Ещё один мужчина в семье, Маои, был счастлив не меньше! Вместе с Цзюаньэр он выбрал для сестренки красивое имя – Сюэр.
Все домочадцы радовались и хлопотали вокруг малышки, все, кроме мамы. Она тихонько лежала на кровати, бледная, со слезами на глазах, и за всё время не проронила ни слова.
С самого рождения Сюэр достались какие-то крохи маминого молока. А ведь материнское молоко – естественная пища для младенца! Богатые в таком случае покупали в посёлке молочную смесь, но разве у семьи Сюэр были такие деньги? Маму мучила совесть.
У неё самой, не успевшей отдохнуть и восстановиться после родов, дела обстояли ещё хуже. В один день мама даже не смогла взять чайную чашку, потому что перестала видеть собственную руку. Страдающая, сокрушённая, опечаленная мама не находила сил, чтобы работать, у неё не было молока для Сюэр – она только и могла, что день за днём лежать в одиночестве. Мама даже не решалась взять Сюэр на руки – боялась, что уронит свою ненаглядную малышку.
– Я не вижу Сюэр! Не вижу Сюэр! Что же делать? – Порой мамино зрение мутнело, а за ним начал мутиться и рассудок.
Папа пытался накормить маму супом с яйцом, но она отказывалась, отодвигала чашку, сжимала губы в тонкую полоску и, заливаясь слезами, отворачивалась к стене – ей невыносимо было видеть измождённое лицо мужа. Иногда она ела через силу, но тогда её тошнило, и несколько ночей подряд она плохо спала.
Другие мамы спустя месяц после родов уже беленькие да кругленькие, а мама Маои и Цзюаньэр, наоборот, почернела и осунулась. Временами дети видели, как она ни свет ни заря сидит у окна с безучастным видом и что-то бормочет себе под нос. Если Цзюаньэр заговаривала с ней, та не отвечала.
– Врождённый порок сердца, да еще осложнения после менингита – всё это не так-то легко вылечить, – сказал папе деревенский доктор.
– Но мы должны! Если здесь её не вылечить, я повезу жену в посёлок! – ответил папа.
С тех пор маму уже несколько раз возили к поселковым врачам, но легче ей не становилось. Молока у неё не было, и Сюэр постоянно плакала от голода. Крик этот был настолько пронзителен, что его было слышно даже в безмолвных горных рощах слив и миндаля, поэтому бабушка, едва вернувшаяся в свой дом, находившийся на довольно приличном расстоянии от дома семейства Хуан, поспешила обратно.
Поглядев на плачущую Сюэр, старушка взяла её на руки и объявила:
– У её мамы глаза плохо видят, лучше не оставлять малышку рядом. К тому же Цайцинь скоро нужно будет лечь в больницу. Так что заберу-ка я пока Сюэр к себе!
Папа было воспротивился, но бабушка рассудила верно:
– Малышке нечего есть. А у нас там соседские жёны недавно родили, не переживай, молоко найдётся. – И папа был вынужден согласиться.
Ему и самому приходилось нелегко: смотреть за целым стадом домашней скотины – тяжкий труд, где уж было найти время на Сюэр! Старшему брату нужно учиться, а старшая сестра ещё мала, поэтому выбора не было: Сюэр отдали бабушке.
Если в деревне не находилось молока, бабушка, пристроив Сюэр себе за спину, шла за ним в посёлок; если и этого не хватало, давала малышке кашу из кукурузной муки. В пять месяцев Сюэр уже ела одну только кукурузную кашу, как взрослые. Малышка Сюэр, почти не знавшая маминого молока, росла на удивление крепенькой, славненькой, её большие глаза как будто могли говорить. Малышка улыбалась всем вокруг, и от её улыбки на душе становилось тепло и сладко.