Он взял Семёна за подбородок, повернул влево, вправо.
– А ведь ты, братец, мутировал, – сказал он опухоли. – Раньше ты был что-то вроде симбионта. Особо не разбойничал. А нынче, я смотрю, превратился в натурального паразита. Вон, как выгрыз ткани лица. Интересно, что будет, когда ты доберёшься до мозга? Может, и в самом деле подождать, понаблюдать?
Семёна заколотило. Видимо, вспомнил своего напарника.
– Так это – вы…, ты меня вылечишь? – спросил он.
– Тебе решать, – пожал плечами Кораблёв. – Ты мне любой сгодишься.
Семён повернулся к Афанасию. Тот так и стоял, держа его за плечо.
– Веди, чего уж, – покорно сказал Семён. И поплёлся за снорком, который засеменил на четырёх конечностях в тёмный проём коридора.
– Ну а вы, – повернулся Кораблёв к оставшимся. – Добро пожаловать в мои апартаменты. Только для начала надо бы вам одежду сменить. А-то своими тряпками вы мне всё там изгваздаете.
Он завёл их в небольшую комнатку с тусклой лампочкой под потолком. Там они, по очереди, прячась за ширмой, переоделись в серые больничные халаты и получили каждый по паре безразмерных тапочек.
– У меня все-таки больница, – извиняющимся тоном сказал Кораблёв, выводя всех наружу.
После этого он с лёгким поклоном пропустил вперёд Алесю и следом за ней стал подниматься по лестнице, ведущей вверх.
Преодолев два пролёта, все, кроме Кораблёва, прикрыли глаза рукой. После полумрака помещение было, до боли в глазах, светлым.
Справа вдоль деревянной стены стояло несколько пузатых кожаных диванов. Слева была барная стойка с мраморной столешницей, и круглыми стульями возле неё.
В центре комнаты на небольшом постаменте, как на старинных парусниках, возвышалось колесо штурвала из тёмного дерева. Рядом на г-образной стойке болталась блестящая рында.
А вот передней стены, казалось, не было. Вместо неё зияли здоровенные, от пола до потолка, окна. Тут же стояло несколько мягких кресел, рядом с одним – на круглом столике наполовину полная прямоугольная бутылка, пепельница с недокуренной сигарой.
Пыж усмехнулся. Сиди, кури, потягивай вискарь, да гляди в окошко. Красота!
– Добро пожаловать на мой капитанский мостик, – сказал Кораблёв.
Он подошёл к штурвалу и потянул на себя рычаг, похожий на переключатель скоростей. Стрелка остановилась на «полный вперёд», раздался хрустальный звон, мир подёрнуло какой-то сиреневой поволокой. Пыж почувствовал, что у него на миг заложило уши. А когда отпустило, сиреневый оттенок медленно растворился в реальности.
– Всё, – сказал учёный. – Располагайтесь, как дома.
Алеся тут же по-хозяйски пересекла комнату и забралась в одно из кресел с ногами, глянула в окно.
– Ой, а тут тумана и нет никакого.
Бек, следом за ним Пыж, тоже подошли к окну. Действительно, снаружи не было ни клочка марева, отделявшего Вонючее болото от суши. Всего в каких-нибудь двадцати мерах от носа дебаркадера, который и не подумал куда-либо плыть, зеленел берег, где Баркас хотел дать бой собакам, шедшим по их следу.
А вот и они. Три здоровенных ротвейлера. Пометались по берегу, нюхая траву, подбежали к самой кромке воды – на ней ещё не разошлась дорожка, которую сталкеры пробороздили в ряске – и наперебой залаяли. Сквозь окна лай был почти неслышным.
– Ещё бы минут двадцать, – пробормотал под нос Бек. Он вспомнил бой со слепыми псами под Карагодом и поёжился.
– Да, такого с одного выстрела и не завалишь, – сказал Пыж.
Вдруг все три собаки встрепенулись, перестали лаять и, как по команде повернулись влево.
– Учуяли кого-то, – прокомментировал Пыж. – Хозяева идут?
Он повернулся к Кораблёву:
– Может сдадим назад? А-то ведь могут и стрельбу открыть…
– Они нас не видят, – сказал учёный. – И даже если на удачу вздумают палить – не попадут. Нас вообще сейчас здесь нет. Мы растянуты в пространстве по всем водным просторам Зоны, по которым может пройти моя посудина. И до любого берега, хоть до него один километр или все пятьдесят, сейчас нам пол-часа ходу. Так что – не переживай.
– Смотрите! – воскликнул Бек, указывая на берег.
Собаки пятились, приседая на задние лапы. А на них надвигалось чудище, в которое превратился кореш Семёна. Как и ранее, Гендос передвигался животом к верху, короткими прыжками на всех четырёх конечностях. И конечности эти послушно сгибались в любую сторону, будто не было у них ни локтевых, ни коленных суставов. Голова тоже крутилась на шее, как на шарнирах. Глаза Гендоса при этом вращались в разные стороны, он хищно щёлкал зубами.