Рая отодвинула штору, перенесла со стола на подоконник лампу под зеленым абажуром. Отодвинула шпингалеты на дверце рамы, поставила на пол около окна машинку, стала протирать тряпкой подоконник.
Вот-вот должен трижды тихонько стукнуть в стекло Хабас. Сердце ее так колотилось, а в ушах стоял такой звон, что она боялась — не услышит сигнала Хабаса, и, водя тряпкой по подоконнику, не сводила глаз с узкой незашторенной полоски окна.
Хабас, спрятавшись за воротами дома, что стоял напротив комендатуры, во все глаза следил за окном кабинета Слепцова. Он уже начал беспокоиться, не проваливается ли дело, как вдруг из окна упала на улицу узкая полоса света, вслед за тем на подоконнике появилась настольная лампа. Хабас вынырнул из-за ворот и, озираясь, подошел к окну, стукнул три раза пальцем по стеклу. Окно тотчас открылось, чьи-то руки подали из-за шторы плоский четырехугольный футляр. Хабас подхватил его за ручку и побежал. Свернул за угол, там, в нескольких шагах от угла, стояла подвода с ассенизационной бочкой. Возница, сняв тяж и вынув чеку, возился у «сломанного» колеса.
Подбежал Хабас.
— Скорее, дедушка!
Ахмет подхватил футляр, сунул его в рогожный куль, положил в передок телеги, накрыл тряпьем.
— Патрули, дедушка! — шепнул мальчик и шмыгнул в подъезд дома.
Подошли немцы. Увидев бочку и почуяв неприятный запах, выругались.
— Шнель, русс швайн!
Ахмет торопливо надел тяж, вставил чеку, взобрался на повозку и хлестнул лошадь.
Хабас, притаившийся под лестничной клеткой, слышал, как, грохоча по мостовой, удаляется подвода. Вот грохот совсем стих. Напрягая слух — не идет ли кто? — мальчик выждал еще минуту-другую, вышел из подъезда, оглянулся и, кутаясь от холода в свое тряпье, трусцой побежал по улице.
Ахмет благополучно доехал до своей халупы. Скоро туда же пришел и Хабас.
Там был и комиссар Фролов. Он перебрался к старику по совету руководителя подпольной группы Баксана, которому Дагалина изложила план операции «М».
Выслушав Дагалину, он сказал:
— Операция разработана хорошо, и я абсолютно уверен в успехе дела. Но Ахмет должен доставить машинку не к Арине Павловне, а в свой дом. Я с вами согласен: вряд ли Слепцов может подумать, что похищение совершили девочки. Тем более, что Фатимат дочь… — Баксан улыбнулся, — …фрау Дахолин, лояльнейшей из лояльных горянок. И все же рисковать не будем. Обыск в доме Арины Павловны хотя и маловероятен, но возможен. Поэтому и товарищ Фролов и Хабас должны перебраться к Ахмету. Старик одинокий, живет отшельником, никто к нему не ходит. И дом стоит на окраине. Обязательно надо к нему! Так и передайте товарищу Куршу, — сказал Баксан.
И это, как поняла Дагалина, было приказом: и ей, и комиссару Фролову.
В тот же день Фролов, замаскировавшись под старика калеку, перебрался к Ахмету.
Как бы ни была тщательно разработана операция, комиссар Фролов не мог не тревожиться за исход дела, за судьбу юных подпольщиков. И только когда Ахмет вошел в дом и осторожно спустил с плеча на пол рогожный куль и на пороге появился Хабас, весь сияющий, Александр Алексеевич облегченно вздохнул.
— Молодцы! — похвалил он ребят.
А тем временем, закончив уборку, Фатимат и Рая доложили дежурному офицеру, что они все сделали и пусть господин Мюллер убедится собственными глазами.
Тот, пошатываясь, вышел из кабинета, обвел коридор пьяным взглядов, закивал:
— Гут! Гут! Можешь быть свободен… Фрау Дахолин привет! Доложите, чтоб шнапс, шнапс!
— Обязательно!.. Ауфвидерзейн, господин Мюллер!
Девочки вышли из помещения и чуть не рассмеялись: часовой тихонько наигрывал на губной гармошке и пританцовывал; автомат болтался на его груди.
— Спокойной ночи, господин Нушке!
Часовой сунул гармошку в карман, схватился за автомат, но, узнав девочек, осклабился:
— А, медхен!
Девочки постояли немного, чтобы часовой убедился, что они идут с пустыми руками, и, пожелав Нушке благополучной «вахты», подчеркнуто неторопливо вышли со двора. Как и было заранее решено, чтобы не возбудить никаких подозрений у Слепцова, Рая пошла ночевать к Дагалине.
Когда они пришли, вечеринка была в полном разгаре. Играл патефон. Томный голос пел: «Темные ночи, черные очи мне не забыть никогда…» Слепцов танцевал с какой-то очень красивой девушкой-кабардинкой…
И вдруг Рая опешила: это была та самая санитарка, которая участвовала в бою на подступах к городу. Рая даже помнит, как ее зовут — Люся. Девушка, улучив момент, кивнула ей: мол, да, да мы знакомы.
Из-за стола вышла Дагалина.
— Как, дочки мои, хорошо ли убрали?