— А чей, блядь? Мой? Она вылитая Майя!
— Демид, не ори, — Рустам остервенело трет ладонями лицо, — мы понимаем, что она наша, она не чужая. Но блядь... Дай в себя прийти. Я же.... Я же сука себя уже похоронил.
— Похоронил он... — отбрасываю лист, постукиваю по столу пальцами. Встаю и начинаю ходить по кабинету от стены к стене. Разворот. — Вы биоматериал правильно сдавали?
Братья смотрят на меня как на дебила.
— Демид, приди в себя, — отзывается Рус, — это ж не спермограмма. Там дрочить не надо, это всего лишь мазок со щеки.
— Надо переделать, — складываю листы в конверт, бросаю в стол. — Вы просто ее не видели.
— Знаешь, что я думаю, — медленно заговаривает Рустам, при этом его взгляд все ещё более чем красноречивый. — А нам точно это нужно?
— Такое ощущение, что мне точно нужно больше чем вам, — беру телефон, нахожу нужный контакт.
— Это Ольшанский. У вас хранится образец с остатками биоматериала. Я хотел бы...
— Демид Александрович, я как раз собирался вам звонить, — голос из трубки звучит скорбно и тревожно. — У нас сегодня случилось ЧП. В лаборатории возникло локальное возгорание, но пока его ликвидировали, ваш образец исчез. Не знаю, что и думать, мы уже объявили служебное расследование...
— Я сейчас приеду, — бросаю коротко, отбиваю звонок и поднимаю глаза на притихших братьев. — Походу, наш чупа-чупс оказался кому-то очень нужным. Его увели из лаборатории.
— Кто? — задает тупейший вопрос Рус.
— Конь в пальто, — отвечаю раздраженно. — У кого-то ещё остались сомнения, что девочку надо найти?
— Нет, — первым отвечает Рустам.
— Я уехал, — направляюсь к выходу. Он меня окликает.
— Демид! — притормаживаю. — Мы с тобой.
Молча шагаю к двери.
Вышедшие из строя камеры, подтертые записи, внезапное возгорание. И девочка, как две капли воды похожая на детей моих братьев.
Если кто-то планировал привлечь мое внимание, то следующим шагом им следует просто подойти посреди улицы и зарядить мне в табло. Потому что более прямо уже некуда.
Глава 8
Арина
Соня....
У него даже голос изменился. Когда со мной разговаривал, каждое слово звучало так, будто на лист металла железная болванка падала. А стоило этой Соне позвонить, металл на глазах превратился в пластилин.
Мне кажется, он никогда ни с кем так не говорил. С таким теплом в голосе.
И лицо смягчилось.
Кто она, эта Соня? И почему Ольшанский так внезапно переменился?
Иду, и по лопаткам бежит электрический ток. Это Демид, я знаю. Смотрит мне вслед, жжет глазами. А сам с Соней этой...
С девушкой, с которой он вчера был на благотворительном вечере, он вел себя совсем иначе. Значит это была не Соня. И лицо у него было совсем другое, когда он на неё смотрел.
Не то, чтобы я за ними следила. Просто бросалось в глаза.
Выхожу за дверь и ускоряю шаг. Перешла бы на бег, не будь я в его офисе. Кожа печет, хочется содрать ее вместе со следами от взглядов Ольшанского.
Я так боялась, что он до меня дотронется! От его ладоней шел жар, он был слишком близко, опасно близко.
Но он держался на расстоянии, и я так и не поняла, о чем он хотел поговорить. Какая разница, спим мы с Феликсом или нет, если есть Соня, после звонка которой Демид становится таким...
Издали вижу Феликса. Он стоит у панорамного окна и смотрит вниз. Рядом увлеченно беседуют наши юристы и юристы Ольшанского.
Феликс оборачивается, видит меня и делает шаг навстречу. На его лице сотня вопросов, но я чуть заметно качаю головой.
Потом, Феликс. Все разговоры в машине.
На ходу прощаемся с принимающей стороной и идем к лифтам.
— Что, Ари? Что он тебе сделал? — спрашивает Феликс, когда двери лифта закрываются и мы остаемся одни.
— Ничего, — мотаю головой, прерывисто дыша, — ничего не сделал.
— Точно? — он смотрит с подозрением.
— Спрашивал, как давно мы с тобой спим.
— И как давно?
— Я не стала облегчать ему задачу.
— Тогда почему ты летела как угорелая?
— Ему позвонили. Не хотела мешать.
Я отворачиваюсь, Феликс тихо хмыкает себе под нос.
Он не поверил. Ну и пусть, я практически не соврала. А посвящать Феликса в наличие некой Сони, от которой плывет Демид, считаю излишним.