Спокойно – не могла, удивлённо – скажет, скрываешь что-то, обидчиво – точно решит, что не его. Не было верного поведения, когда Слава уже всё для себя решил.
- Да похожа на неё, похожа, - вовремя вмешалась мать, подходя. – Чего к девке пристал? Твои детки, матери-то поверь.
- А ты поуверенней будь, - шептала потом свекровь. – Видишь, человек поедом себя ест, от ревности изводится.
- Так я ж ничего не делаю! – ахнула Римма.
- А ему ничего и надо, - вздохнула мать, зная норов сына.
Однажды встретился Слава с тем самым соседом в огороде.
- Подойди, - просит его ревнивец, а парень взял и послушался.
- Гости у меня, - машет на дом, из которого и впрямь шум и песни доносятся.
- А чего ж празднуешь?
- Жениться хочу, вот жизнь молодую неженатую провожаю.
- Чего не позвал? – подозрительно смотрит на парня Слава.
- Так, близких только, - растерялся Иван. – Я пойду, повернулся, собираясь и впрямь уйти, как почувствовал острую боль между лопаток.
Отшатнувшись, удивлённо обернулся, встречаясь взглядом с еле стоящим на ногах соседом. Мерзкая улыбка растянулась на Славиных губах, пока Иван пытался достать до того места, где горело. Нащупав рукоять, он бросился к гостям с криками о помощи, а Слава вошёл в дом, как ни в чём не бывало.
- Что на тебя нашло? – ужаснулась мать, когда за ним через несколько часов пришли, прижимая в страхе к лицу ладони. – Слава!
Слёз не было. Когда мужа увели, Римма сидела в комнате, бывшей ей домом на протяжении двадцати двух лет, и понимала, что сбежит отсюда, как только представится возможность.
Радости не было. Она тут же отправилась к соседям, узнать, что с Иваном, не потому, что между ними что-то было, а чувствуя свою вину перед ним. Навестила его в больнице, стыдливо пряча глаза в потеющих ладонях, и успокоилась только тогда, когда его выписали. Греха на её душе не было, но камень, придавивший хрупкую женщину, словно спал после того, как супругу назначили шесть лет колонии строгого режима. Ей казалось это слишком малым сроком, но правосудию виднее.
Не веря в то, что это происходит с ней, она уехала на время к двоюродной сестре, где племянница и научила её премудростям работы, заняла деньги у матери и купила всё, что было нужно. Сняла квартиру подальше от свекрови, и в первый день на новом месте чувствовала, что может начать с нуля. Всё так непривычно, боязно, но можно было, наконец, дышать и смотреть по сторонам.
Три года пролетели так, что она зачастую даже не могла поднять голову, и на плечи тяжёлым грузом ложилось осознание, что мужу за примерное поведение полагается амнистия. Нет, она его не ждала, она была категорически против возвращаться в ту жизнь, от которой отвыкла за эти годы. Единственной отдушиной были поездки к сестре Даше, у которой в жизни тоже было не всё гладко, Лизе нужна операция, потому роптать на судьбу Римма не могла. Дети здоровы, сыты, она сводит концы с концами, и нет больше над ней того, кто делал жизнь невыносимой.
Может, для того невиданные силы и вложили нож в руку её мужа, чтобы избавить её от такой участи, или же это был банальный случай агрессии после алкоголя. Кто знает, но Римму освободил такой исход.
Со свекровью они порой общались, иногда даже Римма приходила в гости, но не так часто, помочь с хозяйством, если удавалось выкроить хоть какое-то время. А вот мужа навещать она не торопилась, несмотря на то, что между ними было всего 100 километров. Жаль, что не 1000 или больше.
Дети тоже вычеркнули отца из своей жизни, и разговоров в доме совсем не заводилось. Что тому было причиной: обиды, стыд, эгоизм. Может, случись с Риммой такое, они отвернулись бы в одночасье и от матери. Проверять не хотелось, как и лишний раз размышлять на эту тему. Жизнь и так была для неё суровым испытанием и До, и После, и не торопилась становиться сахаром.
Римма была уверена, что Слава будет искать, да она и не пряталась. Сбежать в другой город, но куда? Здесь хотя бы есть несколько подруг и его родители, которые никогда не оставляли её в беде, мать неподалёку, у которой десять мешков картошки прорастают в земле. Страшилась, конечно, и ждала момента, когда даст отпор, потому что бояться и прятаться всю жизнь не собиралась.