Потом было еще несколько общих встреч, и Лида сама не заметила, как они стали с Верой «подругами». Дети кочевали из дома в дом, с каждым годом предпочитая оставаться у Лиды подольше. Они звали ее просто по имени и обожали. Женщина никогда не срывала на них злость, научилась любить, жалеть, помогать в трудные минуты, стала для них второй матерью, пока сами дети не могли до конца разобраться в том, почему настоящая мама живет отдельно.
Георгий обещание сдержал. Он перестал видеться с Верой, хотя Лида им свечку не держала, но больше наследников не было. Вера была его гражданской женой, которую он обеспечивал, построил второй этаж, решал бытовые вопросы, одевал, кормил, помогал даже старшей дочери, которая сбежала замуж и родила одного за других троих “внуков”.
Ника и Костя ни в чем не нуждались, но переизбыток любви, получаемый ото всех, зародил зачатки эгоизма. Дети просто не понимали правильного устройства семьи, зажатые между тремя родителями, а потому не имели правильной оценки ситуации.
Две главные женщины в жизни Георгия смогли найти общий язык, ужиться и определиться с ролями. Они совместно воспитывали детей, обсуждали планы на будущее, делились новостями, по крайней мере, так казалось со стороны, но на самом деле Вере хотелось быть единственной, только пришлось натягивать улыбку и отмечать совместные праздники, на которые женщины теперь звали друг друга ради детей. Да и Лиде не нравилось общество второй. Чувствуя истинное отношение к себе и желание завладеть мужем, который, казалось, ничего не видел, возложив на себя обязанности обеспечивать две семьи, Лида терпела, как только могла так, что Георгий даже не замечал, а, может, делал вид, что ему ничего не понятно, заставив двух женщин мириться со своим выбором.
Если бы Лиде сказали, что она будет воспитывать детей любовницы своего мужа, да к тому же любить их, она бы покрутила у виска и обиделась до глубины души. Только жизнь – непредсказуемая штука, нельзя зарекаться и быть категоричной. И Лида не была.
Соседям тоже пришлось привыкнуть, они жалели Лиду, но видели, что любовь способна на прощение. Некоторые думали, что она низко пала, позволив мужчине делать все, что ему вздумается, другие, наоборот, считали ее умной и рассудительной женщиной, которая смогла пойти против стереотипов.
- Мама звонила, - зашла Ника, усаживаясь за стол. - Собирается пироги печь, нас всех звала.
Ника посмотрела на Лиду, ожидая ответа, только какой она дать может? Мать не выбирают, ровно, как и отца, потому женщина отвечает спокойно и размеренно.
- Придём, скажи, - кивнула Лида, ненавидя себя за слабость, только детям отказать нельзя, как и устраивать нынче войну. Не должны они видеть истинного положения дел, пусть думают, что всё хорошо. Жребий брошен. Её жребий, и она не может отделаться от мысли, правильно ли поступила четырнадцать лет назад, но назад дороги нет.
- Лиза писала, - будто вспомнила Ника, и Лида внимательно слушает, что же сейчас расскажет дочка. - Сбор для неё устроили, теперь и на операцию хватит.
- Собрали? - вскинула брови женщина.
- Нет ещё, - покачала головой Ника. - Но деньги понемногу на счёт идут, Лиза говорит. Женщина эта, Елена Викторовна, помогает им, так что скоро, возможно, Лиза поедет в Москву на операцию.
По лицу девочки Лида прочитала, что это для неё не пустой звук. Она и впрямь рада за “сестру”. Оттого женщина согласно кивнула. Не первый день молится за племянницу, пусть у неё всё наладится. Сумма большая, даже если Георгий выделит часть, её не хватило бы, а теперь, когда всем миром, будут у Лизы ноги.
Крыловы встретились тогда с волонтёром, обсудили некоторые моменты. Елена долго копалась в бумагах и документах, чтобы узнать диагноз, а потом попросила сфотографировать для отчёта и рекомендаций. Она сразу же понравилась Лизе, и девочка открылась и поверила чужому человеку. Договорились на видеосъёмку. Всё сделали качественно и быстро, через четыре дня семья отправилась домой.
- Вот, смотри. - Ника протянула телефон, и Лида оглянулась в поисках очков, которые вечно куда-то девались.