Добралась до косынки, повязала на голову, чтобы волос какой в еду не упал. Нагнулась, доставая муку, разыскала очки, чтобы посмотреть, не завелись ли мошки. Хорошая мука, можно пирогов из такой испечь. Надела передник и выставила на стол большую кастрюлю, где тесто по обыкновению замешивала. Сначала его подготовит, а потом за начинку примется. Кольнуло сердце, схватилась машинально Егоровна за грудь, окрашивая передник и часть кофты в белый, вторую руку в стол упёрла. Отдышалась пару минут, в себя пришла, вроде прошло, минуло, и принялась дальше за работу.
Серия 4. Ложь до последнего вдоха. Серия 2
Вылила молоко в кастрюлю поменьше и подогрела, а потом принялась муку сыпать, чтоб потом молоко туда добавить, дрожжи сухие и тесто замесить.
- Люблю пироги, - будто слышится ей голос Ефима, а Егоровна мешает вязкую жижу большой ложкой.
- С чем нынче будут? – усаживается за стол Кузьмич, только смурной нынче. Какой-то не такой. Будто не узнаёт его Галина. А ему опять сны снились, что не Ефим он вовсе. И зовёт его мамка горько: Родяяяяяяяя.
- С пирогами и картошкой, - отвечает жена, немного повернувшись. – Детей видел?
- А то как же! Жара такая стоит, на реку пошли.
- Ты бы наказал…
- Григорий с ними.
- Так сам ребёнок!
- Пусть привыкает к ответственности.
Смотрит Ефим на жену, руки в замок сложил, думу думает, как сказать, что уйти надобно, ответы на вопросы искать, что кажется ему, будто не своей жизнью живёт. И зовут его вовсе не Ефим, а Родион. Оставить их вчетвером, да пообещать, что вернётся, как правду сыщет. Только так и не довелось ему выговорит мысли свои.
Отчего-то мать в ту ночь не приснилась Галине, будто к себе хотела внука забрать. Прибежал испуганный соседский Назар, кричит, зовёт, всех на уши поднял. Галина в тот момент пироги из печи принимала, так и выронила противень, услышав, что Гришка их утоп. Рассыпались по полу подрумянившиеся пирожки с яблоками, которые так старший сын любил.
- Как утоп? – приложила руки к груди, ахнув. Подкосились ноги, норовя уронить хозяйку, а Ефим уже бежал на озеро, молясь, чтоб ошибся мальчишка. Сидел, прожигал спину жене, раздумывая, в какой момент сказать, что уходит, и тут новости.
От дома до озера не сказать, чтоб далеко, да горит в груди от быстрого бега. Примчался, издалека слышит вой младших. Толя и Лидочка стоят на берегу, смотря на водную гладь и ревут.
- Где Гришка? – раздался громогласный рык Ефима, и дети резко обернулись.
- Там-там, - кричат те, кто на берегу, показывая на озеро.
Бросился Ефим в воду, не раздеваясь, только не знает даже, где искать. Нырял-нырял, ничего в мутной воде не разобрать, а на берегу брат с сестрой слезами заливаются. Галина добежала, белугой ревёт, зовёт сына старшего, только не откликается Гришка. Лежит, раскинув руки на дне, и смотрит немигающими глазами на солнце, что сквозь воду пробивается, только больше не скажет ничего родителям. Никогда.
Оказалось, присматривал Гришка за младшими, как увидел, что Толик в озеро пошёл. Кликать стал, бросился за братом, его спас, а сам выплыть не смог. И было на ту пору Гришке всего восемь годков.
Бросились дети к отцу. Рыдают, слёзы по лицу растирают. А тот мокрый из воды выходит с пустыми руками. Бросил взгляд на жену и голову опустил. Подскочили дети, обхватили папины ноги, жмутся, будто боятся, что денется куда, что они сами куда-то исчезнут. А он на колени опустился и к груди прижал. Такие маленькие, такие беззащитные, к нему льнут, защиты ищут. И решился тогда Ефим, что жизнь его прежняя, которая до Галины была, ничего не стоит. Не знает он, где дом его, так быть тому, что тут навсегда останется.
Нашли Гришку потом через пару дней, всплыл мальчишка, только матери слёз не унять. Места не могла найти себе Галина. Плакала, кричала, норовила в могилку за сыном спрыгнуть, да удержали. Не дали глупость бабе сделать, потому что детки у неё малолетние остались. Тольке пять годков было, а Лидочке и того меньше – четыре всего.
Мучался и Ефим. До последнего не верил, что сын в озере утонул, себя винил. Как поверил, что можно восьмилетнего за главного оставить? Кому теперь носить непосильный крест, который давит так, что вдохнуть невозможно? Ему. Ефиму.