И после этих слов Гордееву не осталось ничего, кроме того, как только молча протянуть мне свою ладонь.
Удар молнии через наши соединенные пальцы. Сбитое дыхание. Мурашки по коже.
И радость! Почти запредельная радость, что мы будем целый танец рядом. Это же рай! Понимаете?
Ох…
Одна его рука ложится мне на поясницу, вторая прихватывает ладонь, а я захлебываюсь его запахом и, прежде чем все случится, просто жадно накачиваю свои легкие им. Чтобы запомнить это навсегда. Он пахнет так сладко, немного надеждой, чуть-чуть счастьем, а еще деревом, цитрусами и совсем немного пряностями. Сногсшибательное сочетание, перед которым невозможно устоять.
Вот и я пала.
Окидываю его взглядом. Вздыхаю обреченно. Ну как же он красив. И костюм так невероятно ему идет, и эта белоснежная рубашка, запонки и галстук-бабочка.
Не парень. Мечта!
– Стас, – блаженно тяну я, понимая, что произнесла его имя вслух, а не про себя.
– Что? – спрашивает сухо, безжизненно и даже не смотрит на меня.
– Прости меня! Я…
– Без проблем, – прерывает и сканирует толпу.
– Я не должна была говорить то, что сказала тогда о твоей маме. Я поступила некрасиво, непорядочно и вообще сунула нос туда, куда не имела права его совать. Мне стыдно за себя и свои слова.
– Арин, я очень тебя прошу, перестань. Я принимаю твои извинения, но и хватит на этом. И вообще, я бы хотел ограничить наше общение. Это понятно? – он жестко впивается мне в глаза своим непреклонным взглядом, и я почти умираю.
– Почему? – срывается с моих губ отчаяние.
– Что значит, почему? – хмурит он брови и я вдруг замечаю, что его взгляд с моих глаз переместился на мои губы.
Боже, да!
– Почему мы должны ограничить общение, Стас? Я настолько противна тебе?
– Нет, – хмурится и чуть сильнее стискивает мою ладонь, – но…
– Тогда может мы постараемся быть терпимее друг к другу? Это ведь не сложно. Вот смотри. Достаточно же простого дружелюбного диалога. Я начну первая. Идет? Хэй, Стас, ты отлично выглядишь сегодня. А что думаешь по поводу моего платья? Тебе оно нравится? – меня мелко потряхивает изнутри, но я не планирую сворачивать назад. Уже нет.
Переводит взгляд на мое декольте.
Сглатывает.
Отворачивает и цедит:
– Нравится, – и я от одного этого слова погружаюсь в концентрированную нирвану.
– И ты мне нравишься, – произношу я.
– Что? – его глаза полны смятения и мы, в буквальном смысле, замираем посреди танцпола.
Все, Арина, назад дорогие нет.
– Я говорю, что ты нравишься мне. Таким, каким стал. И таким, каким был раньше. Нравишься, – произношу, а сама понимаю, что еще немного и упаду в обморок, – Стас, я…
Пытаюсь закончить, но не успеваю сказать два самых главных слова – «люблю тебя». Потому что Гордеев уже спешит ответить мне, хотя лучше бы промолчал.
– Арина, хватит. Просто хватит, ладно? – а потом резко убирает руки и оставляет меня одну на танцполе.
Разбитую. Несчастную. Потерянную.
Ничего не вышло. Абсолютно ничего! Я ему не нужна!!! Господи, это действительно так!
Оглядываюсь по сторонам и совершенно не понимаю, что делать дальше. Но, на мое счастье, медленный трек сменяется на клубный, заводной бит и меня подхватывает толпа, а потом и вынуждает танцевать так, как я никогда этого прежде не делала.
С ума сойти!
Мне хочется рыдать навзрыд, а приходится в очередной раз корчить из себя Ледяную королеву, которой все нипочем. А может так оно и есть?
Ведь в голове раненной птицей бьется мысль, что я еще что-то могу. Потому что он, пока я выплясываю в оживленной толпе, смотрит на меня.
Смотрит! Я не тронулась головой. И нет, я не слепая! Я четко вижу, что Стас Гордеев высверливает во мне дыру. И я решаюсь на то, на что бы никогда не решилась.
На еще одну попытку. Вот только ходить я собираюсь уже не пешками, а королевой.
И я планомерно делаю вид, что напиваюсь в дугу, а спустя время нетвердой походкой направляюсь к объекту своих влажных фантазий.
– Ста-а-ас, – пьяно тяну я, – м-мне пора баюшки-баю. С-смекаешь?
– Смекаю, – бурчит Гордеев и выводит меня из ресторана, а потом и усаживает в такси с явным намерением отправить меня одну восвояси.
– У-усну в до-о-ороге, к гадалке не ходи, – а потом перевожу взгляд на водителя, – товарищ таксист, вы, часом, не маньяк-насильник?