– Надо заставлять!
– Она кушает, правда, очень мало и почему-то не поправляется, – оправдывалась сквозь слёзы женщина, и Христофор вылез наполовину из своей трубы, чтобы рассмотреть происходящее.
– Значит, вы её скоро потеряете! – сердито сказал врач и, заметив, что Аня просыпается, увёл родственников из палаты.
Ночью Христофор терпеливо ждал, когда его знакомая проснётся:
– Сон – лучшая еда, не так ли? – уточнил он, когда девочка заметила таракана. – Я сегодня слышал, что тебя скоро потеряют. Ты зачем хочешь потеряться, м?
– Я не знаю, – прошептала девочка.
– Ты почему не кушаешь?
– Я сначала сама не ела, хотела стать красивой, как мама, а потом… разучилась… У меня еда не проглатывается…
– Если ты ничего не кушаешь – значит, ты – никто!.. – Христофор Колумб удивился так, что его усики задрожали. Потом подумал немного. – Если бы ты ела овощи, я бы сказал, что ты овощ. Если бы ты ела мясо, я бы сказал, что ты – животное. Если бы ты ела книги, я бы тебя похвалил и сказал, что ты – настоящий таракан. Но ты ничего не ешь! Так не бывает!
Аня улыбнулась в темноте, представив себя, жующую страницу маминого гламурного журнала:
– Если бы я ела книги, моя мама сошла бы с ума.
– Почему?
– Нельзя есть бумагу, папа говорит, что можно желудок отравить.
– Ешь глазами и усиками, как я. Главное в еде – тщательно пережёвывать слова, иначе ничего не поймёшь и будешь голодным.
– Я попробую, – Аня попыталась поднять руку, чтобы дотронуться до таракана. – Если меня выпишут.
Христофор Колумб замолчал. Он стал думать над тем, как помочь девочке, его усики засветились ярче.
– Тебя надо заразить аппетитом! – придумал он, но Аня снова уснула и не услышала.
Она спала с открытым ртом и тяжело дышала во сне. Христофор осторожно спрыгнул на одеяло и подбежал к лицу девочки, ещё немного посидел у открытого рта, вытянул свои волшебные усики и потряс ими, так, чтобы светящаяся пыльца попала на язык…
Таракан чувствовал, что отдал много сил (даже усики перестали светиться): он выполнил ритуал (который придумал сам) по заражению аппетитом и замер в трубе, недалеко от входного отверстия. А утром, сквозь свой чуткий тараканий сон, услышал:
– Бабушка, я… хочу немного кефира… с булочкой… – еле слышно попросила Аня кого-то, и этот кто-то заплакал и запричитал.
– Кушай, моё солнышко! Кушай! Что хочешь кушай! Радость-то такая!
Христофор довольно улыбнулся, как могут улыбаться только очень умные говорящие и начитанные тараканы.
Через несколько дней к Ане снова пришли все родственники и стали собирать её вещи. Аня за эти дни заметно порозовела и как будто потолстела. Наверное, витаминные капельницы помогли, догадались родственники и врачи.
– Христофор Колумб! Ты спишь? Меня выписывают! Хочешь поехать со мной? У нас дома много книг – ешь, хоть все, их всё равно никто не читает.
Христофор высунулся наполовину из трубы и скромно ответил:
– Я бы с удовольствием, но кто-то должен учить людей вроде тебя, как правильно есть. Помнишь, что я говорил?
– Ты то – что ты ешь! – улыбнулась Аня. – Я запомню!
– С кем ты там разговариваешь? – спросила бабушка девочки.
– Да так, с другом. Пока, Христофор! Ты самый умный в мире таракан! – девочка незаметно для родителей засунула мизинец в полую трубу, и таракан прощально пощекотал усиками розовый палец, который, как показалось Христофору, немного светился в сумраке тараканьего жилища.
В дверях мама положила руку на плечи Яне, поцеловала в макушку и с облегчением сказала:
– Наконец-то мы едем домой, где нет этих ужасных тараканов. Надо же, больница, а сколько их тут развелось.
Аня улыбнулась и вышла, грустно думая о том, что дома ей, наоборот, не будет хватать тараканов. Одного со светящимися усиками точно.
Превращение
Взрослые долго спорили, куда везти Аню после больницы – к бабушке с дедушкой, в Замогилье, или сразу домой, в Санкт-Петербург. Бабушка настаивала: это родители заморили бедную девочку голодом, а вылечилась она благодаря свежему деревенскому воздуху. Мама настаивала на том, что, хотя Аня и болела в большом городе, но попала-то в больницу после деревни, а значит, надо возвращаться домой.