Эван появляется у перил над нами.
– Семь, – кричит он в ответ. – Это мое счастливое число.
– Хочешь что-нибудь выпить? – Маккензи направляется к столику, где я приветствую Стеф неуверенной улыбкой.
– Давай-ка я приготовлю тебе то же, что и себе, – говорит Стеф, протягивая руку за другим пластиковым стаканчиком. – Я экспериментирую с новым рецептом. Беру немного водки со вкусом ванили и смешиваю ее с малиновым лимонадом. Это будет либо нечто сладкое, вызывающее рвоту, либо самое вкусное, что ты когда-либо пробовала.
– Скорей бы узнать, – говорю я со смешком.
Ожидая, пока она смешает напиток, я бросаю взгляд на террасу, где близнецы смеются над чем-то, стоя у перил. Кажется, Тейта здесь нет. Как и рыжеволосой девушки с вечеринки на прошлой неделе. Аланы. По какой-то причине это вызывает крошечный укол ревности. Что, если они оба не здесь, потому что снова встречаются?
Я игнорирую тугой узел в животе и беру напиток, который протягивает мне Стеф. Мне хочется пить, поэтому я делаю большой глоток и только после того, как проглатываю, понимаю, во что ввязалась. Жидкость прожигает огненный путь к моему желудку и вызывает приступ кашля.
– Слишком сладко? – переживает она.
Я смотрю на нее, разинув рот. Мои глаза наполняются слезами, и я снова кашляю.
– Я едва чувствую вкус лимонада, – выпаливаю я. – Тут же в составе примерно на девяносто процентов водка.
Стеф улыбается.
– И что?
– То, что я такого не ожидала. Божечки. В следующий раз предупреди.
Мы присоединяемся к остальным у незажженного кострища. Стеф устраивается в одном из кресел, в то время как мы с Маккензи делим шезлонг. Я делаю крошечный глоток своего крепкого коктейля. На этот раз я предчувствую ожог от водки и принимаю сознательное решение не торопиться. От одного стакана этого напитка я могу набраться до беспамятства.
Маккензи и ее друзья ненамного старше меня, но по какой-то причине рядом с ними я чувствую себя ребенком. Может, это потому, что они все такие великолепные. Женевьева, по сути, супермодель – длинные ноги, подтянутое тело, лоснящееся от масла для загара, солнцезащитные очки на дерзком носике. Маккензи, сидящая рядом со мной, выглядит так, словно сошла с дорогой яхты: полосатая футболка свисает с одного загорелого плеча, темные волосы распущены и каскадом ниспадают по спине.
Маккензи бросает взгляд на Женевьеву.
– Джен, прикинь, Кэсси – внучка Лидии Таннер.
– О, серьезно? – восклицает Джен. – Я была одержима твоей бабушкой, когда была подростком.
– Правда? – смеюсь я.
– О да. Раньше я постоянно видела ее в городе в этих больших солнечных очках и шелковых шарфах. Она всегда носила шарф, даже летом.
– И все еще носит. Это ее фирменный знак.
– Она была самой элегантной женщиной, которую я когда-либо видела в своей жизни, – задумчиво говорит Джен. – Я хотела быть на ее месте, когда вырасту. Моей мечтой было однажды поработать на нее в «Маяке». Сама напросилась. Теперь я застряла, работая на эту девчонку. – Она тычет большим пальцем в Маккензи, но по ее сверкающим глазам я понимаю, что она шутит.
– Ты работаешь в «Маяке»? – спрашиваю.
– Буду, когда мы откроемся в сентябре. На должности генерального менеджера.
– Ух ты. Это большая ответственность, – говорю я ей. – Я помню нашего старого менеджера, британца. Его звали Джеймс Де Врис. Бабушка привезла его самолетом из Лондона, после того как переманила из какого-то пятизвездочного отеля неподалеку от Букингемского дворца. Он всегда носил этот темно-синий блейзер с золотым…
– …галстуком-бабочкой, – заканчивает Женевьева, громко усмехаясь. – О, я помню его. А ты, Хайди? Мистер Де Врис?
– О боже мой. Да. – Смех Хайди кажется немного злым. – Мы перепрыгивали через забор в зону бассейна и пытались занять чужие беседки с лежаками, а Де Врис появлялся, черт возьми, из ниоткуда.
– И каждый раз, – продолжает рассказ Джен, – каждый чертов раз он приветствовал нас своей мягкой улыбкой и вежливо спрашивал, не являемся ли мы гостями этого прекрасного заведения, хотя явно знал, что мы просто кучка ворвавшихся подростков, нарушающих правила.
– Но он никогда нас не выгонял, – добавляет Стеф. – Чувак был классным. Он провожал нас через парадные двери, а затем наблюдал, как мы уходим, при этом чопорно помахивая рукой, как королева Англии, весь такой утонченный.
Я смеюсь, полностью представляя себе то, что они описывают. Джеймс был просто живым воплощением отлично воспитанного британца.