— Это хорошо, — произнес он, думая, что со студенткой, может, повеселее будет, и решил, если она студентка гуманитарного факультета, то он сейчас же встретится с ней, посмотрит на Елизавету-Лизоньку. — А какой институт?
— Факультет, курс, группа вам тоже нужны? Может, и характеристику принести? — голос у девушки стал обиженный, недоуменный и немножко дерзкий.
— Молодец, Елизавета, хорошо отбрила… Я имел в виду профиль института. Кто вы — физик, лирик? Это для меня важно…
— Филолог… Удовлетворены?
— Удовлетворен. Но вы знаете, через два дня надо лететь! Это вас не пугает?
— Радует, — быстрый, бодрый ответ.
— Тогда давайте встретимся, поглядим друг на друга. — В голове его вдруг мелькнула жуткая мысль: не из спецслужб ли она? Прослушали его разговор с американским литагентом и подослали?.. Не может быть! Слишком рано. Звонил-то он в Нью-Йорк всего часа четыре назад. Неужто наши спецслужбы научились так быстро принимать решения? Такого быть не может, успокоил он сам себя.
— Когда встретимся и где? — спросила девушка.
— Прямо сейчас. Где вы хотите?
— Я звоню из библиотеки… из бывшей Ленинки…
— Возле нее встретимся через двадцать минут. Я буду на автостоянке напротив входа в библиотеку за рулем черного «Мерседеса». На мне белая сорочка с короткими рукавами. Зовут — Дмитрий… — Он запнулся перед словом «Иванович», ведь для такой девушки он должен быть без отчества. Вспомнилось, что Дине он представился Сашей, не хотелось называть себя, а тут почему-то невольно вырвалось настоящее имя, и он быстро добавил: — Дима… Жду десять минут, до семи часов, — взглянул на часы. — Не появишься, значит, не судьба!
Дмитрий Иванович положил трубку и поднялся, решительно взял кейс. Невольно подумалось, что боль как-то отодвинулась, спряталась глубже, затаилась, но как только он вспомнил о ней, она тут же вырвалась наружу и снова полупарализовала его. В приемной спросил секретаршу:
— Катя, подбросить к метро?
— А чай?
— Выключи. Поехали!
— Секундочку, Дмитрий Иванович! — засуетилась секретарша. — Идите, я догоню… Двери закрою… На сигнализацию поставлю.
В машину она садилась, он обратил внимание, оживленная, посвежевшая. Глаза и губы заново, чуточку, аккуратно, почти незаметно подкрашены, короткие волосы расчесаны. Кончик и обе боковые стороны большеватого и широкого носа припудрены темной пудрой, а сверху, от переносицы нанесена светлая пудра, и от этого ее нос казался меньше. Отметил он это с удивлением: когда успела? И с усмешкой над собой — может, выздоравливаю? Хватит томиться, страдать, надо жить, жить! Не я первый, не я последний! Конечно, полжизни потеряно, все потеряно, чем жил… Нет, не верно. Никто не отнимет того, что нажил в душе, никто не отнимет опыт… и книги… Книги всегда будут со мной.
Катерину высадил у метро и поехал дальше, думая о встрече с Елизаветой. Кто она? Проститутка? Не похоже. Искательница приключений? Американоманка на все готовая, лишь бы увидеть страну своей мечты? Посмотрим, посмотрим. Дмитрий Иванович проехал вдоль нового здания Государственной библиотеки, повернул налево на Воздвиженку, где была площадка для стоянки автомобилей, и сразу увидел девушку, понял, что это Елизавета. Была она в белой летней майке без рисунков и надписей на груди и в джинсовых шортах, с большой, тяжелой, на взгляд, серой матерчатой сумкой через плечо. Судя по очертаниям, в сумке были книги и тетради. Издали было видно, как она хороша и прекрасно сложена. Он подъезжал, притормаживая, и рассматривал Елизавету. Темно-русые волосы, реденькая челка большим полукругом прикрывает высокий лоб, касается темных бровей, которые намного темнее волос. Вероятно, она их подкрашивает, решил Анохин. И форма у них необычна — вразлет, волной. На немножко удлиненном тронутым легким загаром лице ни тени косметики, ясные серые до голубизны глаза настороженно прищурены, вглядываются в него. На вид лет девятнадцать. И что больше всего поразило Дмитрия Ивановича, что бросилось ему в глаза еще издали: она была очень похожа на его шестнадцатилетнюю дочь Ольгу. Он остановил машину у бордюра, стал смотреть, как она идет к нему неторопливо, с достоинством, но по тому, как девушка вцепилась рукой в ремень сумки, перекинутый через плечо, догадался, что она усердно скрывает волнение. Анохин, вылезая из машины, заметил, как Елизавета, взглянув на него, чуть замедлила шаг, как бы споткнувшись. На ее лице и в глазах промелькнуло некоторое разочарование, растерянность, неуверенность, но она быстро погасила эти чувства. Он мысленно взглянул на себя ее глазами, глазами юной девушки, увидел начинающего седеть мужчину с большими залысинами, с наметившимися морщинами у глаз. Отец у нее, возможно, моложе его: видно, надеялась увидеть молодого красавца, «нового русского», оттого и разочарование мелькнуло в ее глазах. Но как она похожа на Ольгу!.. Последние шаги девушки навстречу были уже не столь уверенными. На искательницу приключений она не походила, на легкомысленную девчонку тоже. Впрочем, в ее возрасте все с ветерком в голове. А вдруг это не Елизавета? Ему почему-то захотелось, чтобы это была не она, и он спросил: