— Привет.
— Привет-привет, ты еще дома? Как же твой ночной клуб выдержит ночь без тебя? Неужели завтра не закроется от обиды, что ты его бросила? — ответил он с ласковой иронией.
Глаза дочери радостно блеснули. Оля невольно дернулась навстречу ему: в детстве, встречая отца после работы, она всегда с радостным визгом бросалась ему на шею. Последние молчаливые, гнетущие вечера в семье сильно тяготили, удручали ее. И теперь, почувствовав, что настроение у отца хорошее, она непроизвольно, инстинктивно, чуть не кинулась ему на шею, как в детстве, но сдержалась, смутилась, спросила:
— Чайник поставить?
— Давай, — взялся Дмитрий Иванович за узел галстука, начал неторопливо развязывать его, думая об Оле и Светлане: «Как они похожи!» Думать о Светлане, Светике было приятно.
Из комнаты, откуда выглянула дочь, слышалось бормотанье телевизора. Жена любила долгоиграющие мексиканские сериалы. Оля прикрыла дверь в комнату, радостно и юрко нырнула в кухню.
— Он еще не остыл! — услышал Дмитрий Иванович бодрый голос дочери, стук чайника, шипенье газа.
Когда он неторопливо вошел в кухню, чайник уже зашумел. На столе стояли две фарфоровые чашки, мед, на тарелке — бутерброды с сервелатом, булочки.
— Я с тобой… Ты не против? — Оля глянула на него своими серыми глазами вопросительно и кротко. В последние дни он ужинал один. Молча и мрачно взглядывал на детей и жену, если они появлялись на кухне, когда он был там, и они быстро и безропотно удалялись. Когда возвращался поздно, как сегодня, то пил только чай и уходил в свой кабинет.
— Отчего же… Садись. — Он взял нож, разрезал булочку поперек и начал намазывать на нее мед. Намазал, протянул Оле, говоря: — Решила отдохнуть сегодня или взрослеть начала?
— Рано, — взяла она булочку и дернула плечом.
— Рано отдыхать или рано взрослеть? — не дождался ответа и вздохнул. — Как я рад был бы, если бы ты у меня родилась пустышкой! Как ты жалеть будешь потом об этих днях, клясть нас с матерью, что в руках не держали! — сказал и подумал с горечью, с тоской: «Может быть, последний раз сижу с Олюшкой вот так, а сам опять за свое нудье. Других слов, что ли, нет?» — И помолчав, спросил: — Все у тебя в порядке?
— Не все! — вздохнула Оля и, быстро высунув розовый язык, слизнула капельку меда с края булочки. — Вспомни, что тебе не хватало в мои годы?
— Мне не хватало на мороженное для девочек, на кино, на танцы. Тогда мы, мальчики, платили.
— Сейчас равноправие.
— Сколько же тебе не хватает?
— Двести…
— Тысяч? — усмехнулся он.
— Папа, если бы ты дал мне столько тысяч, я бы свой ночной клуб открыла! — воскликнула Оля и сморщила губы. — Всего двести баксов.
Дмитрий Иванович не допил чай, поднялся, вышел в коридор. Достал из кейса бумажник, вытянул из него две зеленые бумажки, помешкал, взял еще одну, вернулся в кухню и положил их на стол перед дочерью.
— Папочка, был бы ты всегда такой! — с восторгом вскочила со стула Оля и клюнула его в щеку.
Он обнял дочь, прижал к себе, тоненькую, хрупкую. Жалко стало ее, грустно и обидно за себя, и вместе с тем он чувствовал себя виноватым перед ней.
— Разве я такой уж плохой?
— Не плохой, но занудливым ворчуном бываешь… — прижималась к нему дочь, обхватив его за талию руками.
— За тебя боюсь… Что же мне ремень брать? В детстве не бил, а сейчас… Боюсь, пропадешь! Глупа…
— Не глупа, пап, не глупа! — горячо возразила Оля, отстраняясь. — И бояться за меня нечего. Это меня ребята боятся! Один попытался меня обидеть, я туфлю сняла и по голове его каблуком раз, раз! Посмотрел бы ты, как он от меня сиганул! — воскликнула она с восторгом, с горящими ликующими глазами. — Шелковый потом вокруг меня ходил!
— Эх ты, дурочка, дурочка! — вздохнул, засмеялся Дмитрий Иванович, глядя на родное раскрасневшееся лицо дочери. — Милая дуреха!
— Пап, я побегу! — схватила она доллары со стола. — Пора!
— Темно уж на улице… Выспись сегодня, не пропадет без тебя твой ночной клуб.
— Высплюсь на том свете, — иным тоном, небрежно кинула Оля. Видимо, всеми своими мыслями она была уже среди друзей.
— Ты все с Игорем дружишь?
— Ой, пап, это же было сто лет назад!
— Он тебя бросил?
— Ну да, меня бросишь, — произнесла она уверенно и горделиво. — Устала я от него, надоел… У меня давно уж друг Сержик, вот такой парень! — Оля блеснула глазами и вскинула вверх большой палец. — Лучше всех!
— Утром ждать?
— Клуб до шести работает, — развела она руками у двери: мол, ничего с этим поделать не может, и скрылась в коридоре.
Дмитрий Иванович еще год назад догадался, что дочь его стала женщиной, потрясен был своей догадкой, сказал жене. Галя в ответ только недовольно, раздраженно выругалась: