Слезы текут по переносице, перекатываются на щеку, ползут по коже вниз.
Морета постоянно дует на порез и старается шить быстро, но аккуратно. Морета касается ее щеки почти невесомо, стягивая края раны, и, кажется, сама с трудом борется с желанием расплакаться — но только открывать глаза и проверять, права ли она в своих догадках, Сэйа совсем не хочет.
— Вот и все, госпожа, — тихо произносит лекарь, проводя ладонью по ее волосам, убирая со взмокшего лба налипшие пряди. — Осталось осмотреть и обработать другие раны, а затем я дам вам сонный отвар.
Сэйа морщится, понимая, о каких ранах говорит Морета. Морщится и закусывает губу, злясь на совершенно неуместное чувство стыда, которое вспыхивает в ней каждый раз, стоит только подумать о том, что будут делать дальше, и на Рэдрика, который, кажется, решил следить за тем, как ее лечат.
— Зачем время тратишь, герцог? — не выдерживает Сэйа, когда лекарь поднимает плащ с ее ног и касается колена, молчаливо прося согнуть его. — Зачем тебе необученный маг из отребья?
Рэдрик шипит в ответ, но не открывает глаза, лишь чуть дергает головой. А в следующее мгновение Сэйе кажется, будто ее в грудь ударила не то высокая волна, не то тяжелый камень — чужая злость бьет под дых как кулак. Она замирает, несколько раз беззвучно открывает рот, чтобы вдохнуть, и не сразу разбирает, что Рэдрик спрашивает у Мореты.
— Госпожа, я правильно понимаю, что раны этой девушки не смертельны?
Лекарь медлит, переводит взгляд с сидящего в кресле навье на Сэйю.
— Я обработала мелкие порезы и зашила самый глубокий, — неуверенно начинает она. — Если они не воспалятся, то все будет хорошо. Но что до остальных ран, ваша светлость… Я не знаю, пошла ли у нее кровь потому, что настало время, или же потому, что с ней сделали.
— Меня не интересуют детали, — резко обрывает ее Рэдрик. — Просто объясните ей, что будет, если она сейчас встанет и уйдет.
— Но, ваша светлость, вы же не прогоните,.. — недоверие в голосе лекаря звенит натянутой нитью, и Сэйе кажется, что еще немного и та обвинит герцога в бесчеловечности.
— Но я же не могу держать ее здесь силой, — хмыкает Рэдрик, крутя на запястье тонкий браслет с единственной засечкой. — Волей Одного каждый сам выбирает свою судьбу. Допустим, ты из жалости вылечишь ее, может, дашь немного денег. Сколько в Междуречье протянет маг, который не умеет контролировать собственные силы?
Морета молчит, не решаясь дать ответ или же просто не зная его.
— Здесь полно фанатиков, верующих в учение имперской церкви, которые не бросаются на меня и мою армию только потому, что понимают неравенство сил. Зато с мелкой девчонкой они с радостью разделаются. Полагаю, ты уже знаешь о них достаточно, чтобы понимать — убьют они далеко не первым ударом. — Рэдрик выпрямляется в кресле, впивается в Сэйю взглядом. — Если ты слушала, что я говорил в лесу, то должна понимать, почему я делаю это для тебя. Если нет, — он разводит руками. — Выбирать между жизнью и смертью тебе. Хочешь, выметайся прямо сейчас, но подумай о том, кто поможет тебе в следующий раз, когда ты попадешь в беду.
— Что, не решишься на вторую встречу? — хмыкает Сэйа и тут же закусывает губу, вспоминая, что в свое время Рэдрик мог выбрать только способ смерти. — Злишься на меня, да? Я знаю, что если меня снова найдут, то быстро убивать не станут. Что они сделают? Сначала сломают руки, чтобы я больше не смогла ударить их огнем?
— Уши бы тебе надрать, — качая головой, мечтательно произносит Рэдрик, и заходится смехом.
Чужие чувства, еще недавно мешавшие дышать, тают, словно их и не было, словно они ей только померещились.
— Злюсь, как и ты, — отсмеявшись, отвечает Рэдрик. — Но таких как я, чужие эмоции делают только сильнее, а тебя — слабее, поэтому лучше следи за языком. Что до рук: опытный маг и со сломанными будет опасен, ты — даже с целыми едва ли сможешь сделать многое.
Сэйа закусывает губу — ей хотелось бы обиженно посмотреть на него исподлобья, фыркнуть, что она не так уж и плоха, но глупо спорить с очевидным. Вчера вот руки у нее были целые, но разве это помогло справиться с теми, кто пришел к ним в дом?
Она тяжело вздыхает, несколько мгновений молча смотрит на собственные раскрытые ладони, пытаясь понять, как в них пробуждается пламя — как ей пробудить его не злостью и желанием выжить, а иначе, желанием разжечь костер, например.