Выбрать главу

      Злость за удар сердца выгорает до страха, гасит пламя в стиснутом кулаке, замирает в груди холодным комом. Конечно, Рэдрик согласился ее учить и даже сказал, что не выгонит, а если она решит уйти, то это будет только ее выбор, который он примет. Вот только кто сказал, что он не переменит свое мнение, если она начнет поджигать все подряд?
      Сэйа переворачивается на бок, подтягивает колени к подбородку и закусывает губу — прожженное на тюфяке пятно даже в темноте кажется черным и слишком заметным, а что будет, когда наступит утро? Не появится ли на нем к рассвету еще пара таких же или даже более крупных подпалин? И не сожжет ли она его совсем, если ей, например, приснятся имперские солдаты и она решит отбиваться от них?
      Несколько мгновений, и Сэйа осторожно садится на кровати, касается пола босыми ногами.
      — Я же не сожгу землю? — неуверенно спрашивает она саму себя, прежде чем подняться и, придерживаясь за самый край кровати, обойти ее. 
      Здесь можно бросить грязную рубаху, устроиться на ней калачиком, как это делают кошки. И чуть поморщиться, когда по бедру медленно потечет что-то густое — растаявший жир, понимает Сэйа, как и говорила Морета. 
      Все же, хорошо, что она решила перебраться на пол — так она не только сжечь больше ничего не сможет, еще и жиром ничего не испачкает.
      Огонь обнимает ее, стоит только закрыть глаза. Огонь согревает ее, проникает под кожу, теплыми нитями проходит по венам вместе с кровью, шумит в ушах речной водой — как на перекате, где они с братом купались, а с мамой стирали одежду.

      — Помнишь, ты говорил, что мне одной сюда ходить нельзя, — тихо спрашивает Сэйа, оборачиваясь к стоящему за спиной Маттиасу. — И что же мне теперь делать? Искать другое место, где можно быть без тебя?
      Он кивает, не сводя с нее взгляд, — пропитанная кровью рубаха топорщится от ветра, темные волосы разлетаются во все стороны, как языки пламени, если в костер подбросить слишком большое полено.
      — Не смотри на меня так, — просит Сэйа, втягивая голову в плечи, и шмыгает носом, но не отводит взгляд. — Я и сама понимаю, на кого теперь похожа.
      — И на кого же, глупая? — смеясь, спрашивает Маттиас, шагая к ней. 
      — Не знаю, — Сэйа закусывает губу, а затем встряхивает головой, мысленно зовет спасший ее огонь и ловит одну из развевающихся на ветру прядей. — Разве ты не видишь?!
      Маттиас продолжает смеяться — тепло и по-доброму, как бывало, стоило ей сказать какую-то наивную глупость. Или когда они плескались вместе в реке.
      Маттиас продолжает смеяться, и вспыхнувшее вокруг них пламя отражается в его глазах.
      Маттиас продолжает смеяться и, перехватив прядь из ее пальцев, чуть тянет за нее.
      — Я вижу тебя, мою сестру, — улыбается он. — А мама говорила, что Рианнон была магом. Забери у меня то, что от нее осталось, оно должно быть твоим.
      Сэйе хочется топнуть ногой и бросить ему в ответ что-нибудь едкое и колкое. Например, чтобы он умылся хорошенько, раз спросоня не может отличить черное от…
      Черного.
      Собственная прядь в пальцах брата — черная, какой она была еще день назад.
      Сэйа ловит другую, подносит к глазам — снова черная.
      Она шипит, дергает головой, собирает непослушные волосы в тугой жгут — черные, все до единой волосинки черные. И длинные, почти до поясницы, если их распустить и расчесать.
      — Но… — растерянно начинает она, встречаясь с Маттиасом взглядом. Она помнит, и что волосы были белыми, и что обрезала их так коротко, как только смогла.
      Огонь дрожит, рвется в стороны, бьется испуганным зверем, то почти затухая, то снова вспыхивая так ярко, что слепит глаза.
      — Ты это ты, чтобы с тобой ни случилось,— улыбается Маттиас, прижимая ее к себе, ведя ладонью по спине. — Ты — моя сестра-маг, малыш.
      От его рубахи пахнет кровью и лесом. И совсем чуть-чуть — дымом.
      — Давай искупаемся вместе? — выдыхает Сэйа ему в грудь, стискивает его так крепко, что он должен бы рассмеяться, что ей не нужно его выдавливать. — Как раньше?
      — Мне теперь нельзя в такую воду, — Маттиас отстраняется, качает головой, заглядывая ей в глаза. — Но я постою на берегу и прослежу, чтобы с тобой ничего не случилось.
      И смеется, снова смеется, когда она закусывает губу.
      — Иди, малыш, ты же хотела искупаться, — он легко разворачивает ее на месте и подталкивает в спину.