— На счастье, — повторяет она, прижимая талисман-игрушку к груди вместе с узелком с едой.
Взгляд скользит по полу, медленно и неуверенно движется дальше по почерневшим доскам.
Вот здесь ей делали больно в первый раз. Вот здесь она лежала скулящим щенком, пытаясь не то унять жгущую изнутри горечь, не то прикрыться, согнув руки и ноги, только бы не слышать чужой смех и непонятные слова, от которых хотелось только отползти подальше. А вот сюда она старалась не смотреть — на тело брата, на темную кровь, что уродливым пятном расползалась по потертым доскам.
Сейчас это место выглядит совсем иначе — сейчас это место вообще не узнать, равно как и того, кто…
Сэйа медленно шагает вперед — как сквозь реку, когда вода доходит до шеи, или как против сильного ветра, — и осторожно опускается рядом с похожим на обгоревшее бревно телом.
“Рэдрик будет ругаться, что я перемазала одежду в саже”, — отстраненно думает она, когда колени касаются грязного пола. — “Рэдрик будет ругаться”.
— Привет, — на выдохе произносит Сэйа, и тихий стук, с которым узелок с едой падает сначала на ноги, а затем на доски, тонет в этом слове. — Я пришла…
Она закусывает губу и замолкает, не зная, как продолжить.
Пальцы на несколько мгновений замирают в воздухе, в паре волос от похожего на головешку лица.
Сэйа глубоко вдыхает и закрывает глаза.
Она помнит, каким был ее брат: мягкие, улыбчивые губы, ямочка на подбородке, острые, выступающие кости челюсти.
Она помнит, а пальцы теряются, пальцы удивленно замирают на некогда теплой щеке, наткнувшись не на мягкую кожу, а на нечто, больше похожее на сухую, но пропитанную маслом бумагу.
Пальцы скользят по обгоревшей плоти, пытаясь найти в ней хоть что-то, что они могли бы узнать, что они могли бы вспомнить, перемещаются со щеки на лоб, ведут вдоль, прочерчивают линию по тем тонким морщинам, что иногда появлялись, когда брат хмурился, затем скользят на переносицу и ниже, — до подбородка, — но так и не находят.
— Ты сказал, чтобы я забрала у тебя то, что осталось от Рианнон, — по прежнему тихо произносит она. — Вот я и пришла, Маттиас.
Сэйа открывает глаза, ведет ладонью по воздуху, будто пропуская между пальцами мягкие пряди — черные, густые, длиной до лопаток.
— И попрощаться, — уже шепотом добавляет она. — Он забирает меня к себе. Ну, Рэдрик. Навье. Он совсем не такой страшный, как говорили о них родители. И ест не сердца, а уголь.
Осторожная, неуверенная улыбка просится на губы, ложится на них, как первый снег на еще не остывшую осеннюю землю.
— Он похож на кота и такой смешной, когда прыгает по камням, — ладонь скользит с невидимых волос на обгоревшую до кости щеку. — Он бы тебе понравится, хотя мне и кажется, что охотиться он совсем не умеет. Он же герцог, откуда ему такое уметь.
Сэйа едва заметно пожимает плечами, шмыгает носом и только сейчас понимает, что по щекам текут слезы.
— Зато он умеет разводить костер магией. И меня научит, как это делать, — пальцы отрываются от чужого лица, путаются в коротких белых волосах, откидывая их с глаз. — Я теперь маг, представляешь? Как бабушка. Только я не знаю, что она делала: тоже сжигала людей или что-то другое. А теперь и спросить не у кого.
Она вздыхает и сильнее сжимает в кулачке заячий хвостик.
— Ты сказал мне забрать ее амулет, чтобы я вас не забывала, да? — Сэйа снова шмыгает носом, ведет пальцами по щеке, вытирая слезы.
Она обнимает себя за плечи, впивается пальцами в ткань рубахи и тянет ее так сильно, что та почти трещит.
— Но я же вас и без этого не забуду, — едва слышно произносит Сэйа и закусывает губу, глотая неуместную сейчас виноватую улыбку. — Я же не смогу, даже если меня пообещают убить.
Пальцы на несколько мгновений сжимаются еще сильнее, словно хотят проникнуть под ткань, добраться до кожи, впиться в нее ногтями, оставляя на плечах тонкие красные полосы-следы.
И разжимаются — резко, порванной от натяжения веревкой падают на колени.
— Или он должен быть у меня, потому что я теперь маг, как и бабушка? — растерянно, словно не веря в то, что она говорит, произносит Сэйа, не двигаясь. — Но ведь отец отдал его тебе…
Сэйа замолкает, не произносит вслух то, что крутится в голове. Что, наверное, магом должен был стать Маттиас — старший, сильный, первый помощник отца, а не она — мало того, что самая младшая, так еще и девчонка. Прошло бы еще несколько лет и ее, скорее всего, выдали бы замуж, как Лаину, а брат привел бы жену в этот дом и носил бы амулет на шее, а потом передал бы его своему старшему сыну…