— Моя приятельница удивилась, узнав, что тебе всего сорок четыре года!
— Мне сорок два, мама…
— Правда? — Мать искусно изобразила изумление. — Я все забываю! Ты старо выглядишь, доченька! А все потому, что занималась со своим наркоманом всякими гадостями, о которых, прости господи, и подумать-то стыдно!
Мать обладала поистине животной интуицией, когда дело касалось чего-то порочного и запретного. Надежда никогда не делилась с ней подробностями своей личной жизни, но женщина безошибочно угадала о том тайном, что случилось в ночь лунного затмения.
— Мы станем ближе, если ты попробуешь… — шептал он, его карие глаза горели каким-то неистовым, дьявольским огнем. Лунный диск на четверть скрыл идеально ровный полукруг, в исчезновении с небесного полотна вечной спутницы Земли чудилась какая-то сакральная тайна. Символ. На его широкой ладони лежали две крохотные синие таблетки, разделенные глубокой риской посередине. Они выпили на двоих две бутылки шампанского, она млела в его больших ладонях, обнаженная и покорная. А потом в комнату вплыла иллюзия, такая же нереальная и жуткая, как исчезающий лунный диск.
— Как там твой братец?
Разговор шел к завершению. Мать спрашивала про Даниила.
— Ты же знаешь, мама, мы с ним почти не общаемся, — соврала Надежда.
— Твой брат тоже пошел в отцовскую породу! — вздохнула мать. — Такой же эгоистичный и бессердечный человек. Он занимается этими своими компьютерами?
— Даня ремонтирует оргтехнику.
— Бесовское дело — этот ваш Интернет! — вздохнула мать.
В ее понимании вина Даниила заключалась в том, что во время бесконечных обвинительных монологов в адрес отца он неизменно вставал на его сторону. В завершение разговора мать пожелала ей счастья и здоровья и распрощалась в прекрасном настроении. Надежда Петровна положила смартфон в карман вторично за это утро, посмотрела в большое зеркало.
— Что ты надеешься там увидеть? — спросила она себя вслух.
Женщина с глазами цвета морской волны в точности повторила движения ее губ. Материнское наследство, как она любила шутить, пребывая в хорошем настроении. Паша называл ее Мадонной за эти удивительные глаза. Сейчас под ними проступили темные мешки, пять минут телефонного разговора состарили ее на пять лет. Она сохранила отличную осанку и спортивную фигуру благодаря многолетним занятиям спортивной гимнастикой. Иногда отражение в зеркале радовало ее, чаще пугало. Сегодня оно вызвало чувство легкого отвращения. Вновь выглянуло солнце, темные пятна теней скользили по стенам пустынного коридора. Мелодичная трель смартфона вывела ее из состояния оцепенения. Каждый раз, видя незнакомый номер абонента, Надежда Петровна внутренне сжималась. Высокий уровень тревожности, как повторяла штатный психолог Мария Самуиловна. Просто Маша. Их связывала крепкая дружба, которая нечасто случается у незамужних женщин, перешагнувших сорокалетний рубеж. Звонили из полиции. Два дня назад одна из воспитанниц старшей группы сбежала из детского дома, беглянку обнаружили в семидесяти километрах от города.
— Поселок Рощино! — сообщил инспектор. — Электрички ходят от Финляндского вокзала.
— Я знаю, где находится Рощино…
По окончании разговора Надежда Петровна позабыла про жуткий рисунок, лежащий в ее папке, и вспомнила о нем лишь на следующей неделе, когда вереница чудовищных событий захлестнула большой город, как приливная волна с Ладоги, с неотвратимостью стихийного бедствия.
Ярость взорвалась, как шаровая молния, и опалила небо. Сгустились тучи, черные, клубящиеся, с огненно-рыжим подпалом в сердцевине, предгрозовая тишь сковала землю. Стало трудно дышать, будто к груди приложили раскаленные ладони. Дожди в пустыне бывают редко, нынешняя гроза имела сакральное значение; это хорошо понимал высокий и худой мужчина. Его лицо было загорелым до черноты, неопрятная клочковатая борода, иссеченная серебряными нитями, покрывала высокие скулы. Он чувствовал приближение грозы, как животные угадывают надвигающиеся стихийные бедствия. За пологом разбушевавшейся стихии таилось нечто большее, чем электрические разряды и потоки льющейся с небес дождевой воды.
— Близко-о-о… — пропел он сложенными в трубочку губами. — Близко-о-о…
Он испытывал экстатический восторг, его ощущения трудно было описать словами. Жажда, свирепая радость, боль и наслаждение. И все воедино. Близко-о-о…
Слепяще-белый зигзаг разорвал громаду кучевых облаков. Потекли томительные секунды ожидания, во время которых человек сильно сжал себя за промежность и застыл на полусогнутых ногах, обратив темное лицо на север. Трескучий грохот прокатился по земле, будто проехала груженная камнями телега, человек издал сдавленный крик, похожий на вой шакала, какие в великом множестве бродили по безлюдным землям пустыни Негев. Раскаленный воздух быстро остывал, стало темно, как ночью, серебристую белизну Мертвого моря окутал мрак. Сверкнула молния, последовала звенящая тишина, ударил гром.