— Да, — хотел помягче, но вышло всё равно грубо.
— Милый, — совершенно не замечая этого, или специально, чтобы не обострять, — у меня через три часа вылет. Не хочешь приехать, проводить? Я хочу тебя, любимый.
Алиса чуть ли не мурлыкала, что меня взбесило ещё больше.
— Я занят. Прилетишь, позвони.
— Обойдёшься, — резкие гудки резанули ухо.
Телефон заскрипел в моей руке, треснуло стекло. Плевать! Сделал несколько дыхательных упражнений. Почти успокоился. Одной проблемой меньше. Осталось две. И главная — разобраться с «волчарой». Знаю, что будет непросто, но придётся попотеть. «Мамба» в безопасности, почти. Чем дальше улетит, тем мне спокойнее. Девчонку тоже нашёл. Притормозил у ближайшего бара и развалившись на диванчике, заказал выпить и перекусить. Перелистывал дома на продажу, потягивая пиво. Дом, для Евы, я нашёл почти сразу. Большой, два этажа, в дали от основных домов посёлка. Сонная риэлтор мгновенно проснулась, когда я сказал что хочу купить этот дом, не торгуясь. Договорились, что через пару часов я буду на месте. Думал будет женщина, но продавец оказался тощим пареньком с огромным тоннелем в правом ухе. Бегло осмотрел дом. Наскоро пробежался по всем этажам. Меня всё устроило, и я чтобы особо не заморачиваться, шустро перевёл сумму на счёт риэлторской конторы и парнишка довольный отчалил, предварительно оставив мне ключи и подписанный договор. Надеюсь, тебе понравится новый дом моя маленькая черноглазая рыбка. Очень скоро ты будешь жить тут, вместе со мной!
Глава 39. Театр абсурда.
Ева. 2014 год. Очнулась от боли. Болело всё тело, но голова болела больше всего. И тошнота, она накатывала волнами, то сильными, то тихими, едва заметными. От пульсации крови в висках хотелось выть. Глаза не открывались. Испуганно начала оглядываться, осознав что глаза завязаны. Я потянулась к ним руками, но единственное что могла сделать это зашипеть от боли в запястьях, брякнув цепями. Чуть приподняла голову задыхаясь от ужаса. Что со мной? Почему я закована?
Одной тёплой рукой человек придержал меня за шею, второй поднёс к губам прохладную жидкость. Выпила почти весь стакан и почти сразу же меня вырвало прямо на грудь. Хорошо всё всего лишь водой. Не знаю, сколько я уже тут нахожусь, но точно меня не кормили. Словно в подтверждение этого, желудок снова скрутило, но уже от голода. Мне осторожно протёрли влажной тряпкой губы и шею. Влажная ткань приятно холодила горящую кожу.
— Почему я тут? — едва слышно спросила я и застонала от звона в голове.
Человек молчал, но его сопение я отчётливо слышала рядом.
— Пожалуйста поговорите со мной, — жалобно попросила я и сморщилась от звона в больных висках.
Руки тут же уложили меня обратно, слегка проведя по волосам. Я потянулась к человеку, но лишь беспомощно брякнула цепями и выдохнув легла обратно на жёсткий матрас. Лежала слушая тихие шаги перемещения, а затем скрипнула дверь и я осталась в полной тишине. Папа умер. Хотела почувствовать боль утраты и не смогла. Была какая-то тоска, тонкой ниточкой тянулась в сознании, и всё, ни паники, ни истерики, ни сожаления. Ничего! Очень надеюсь, что это всего лишь последствия перенесённого шока. А вот что теперь ждёт меня? Что нужно этим людям? Зачем я здесь? Что случилось в столовой, после чего меня оглушили и приковали к кровати, словно животное? Почему они не хотят оставить меня в покое? Я так устала. Сон накрыл почти сразу, вроде даже не успела закончить мысль. Очнулась от скрипа открывающейся двери. Твёрдыми шагами человек проследовал до моей кровати.
— Отпустите меня, пожалуйста, — тихо попросила я жалобным голосом, — я же вам ничего плохого не сделала.
— Не сделала? — голос женщины сорвался на крик.
Этот голос мне был знаком, он принадлежал хозяйке дома, самой Маргарите Леонидовне.
— Кто ты такая? — орала в безумии женщина, — Кто ты, на хрен, такая, маленькая дрянь?
Звонкая пощёчина очень больно обожгла щёку, — Говори, тварь!
Дёрнулась, пытаясь отползти подальше, но не смогла.
— Не надо, — взвыла я, пытаясь загородиться, но лишь беспомощно дёргала руками, гремя цепью.
— Кто ты такая? — заходясь в истерике орала Макарова.
Наотмашь лупила по лицу, вцепившись мне в волосы.
— Я, Ева, — голова моталась из стороны в сторону, — Ева, Татаринова, — пыталась оправдываться я липкими от крови губами.
Удар пришёлся по скуле, и я взвизгнула от резкой боли, со всей силы дёрнула руками сдирая железом кожу с запястий. По рукам заструилась кровь.
И я закричала громко и протяжно, — Мама.