Вот и показался впереди возведенный до третьего этажа замок – личная резиденция Леонида Борисовича.
Машина съехала с пригорка, в ней что-то треснуло, и днище ее отвалилось. К счастью, скорость была невелика и, отваливаясь вместе с днищем, шофер успел тормознуть.
Мощин рассердился на шофера, на машину и на интриги.
Он вылез и пошел дальше пешком по снегу, а шофер вел машину сзади, держась за руль и перебирая ногами.
Дальнейшая судьба главгора складывалась драматично.
Отдав деньги за кирпичи, Мощин оставил шофера с машиной, а сам побрел обратно к шоссе, чтобы там проголосовать и вернуться в город.
Время было к вечеру, пятница, ни одной машины к городу не встретилось, а те, что встретились, не остановились.
Только к шести часам вечера (вы представляете, в каком состоянии?) Леонид Борисович вступил в Гусляр, который уже издали дал о себе знать легким запахом тления, испускаемого «розочкой». Над городом царил мир. Кое-где в окнах мерцало голубым – работали телевизоры. По мере продвижения руководителя к центру города глубина грязи увеличивалась. Одно дело ездить по Гусляру на персональной машине, другое – оказаться в положении пошлого пешехода.
Мощин был зол на фирму «Ауди», которая выпускает такие негодные автомобили, на глупого шофера, на черную грязь, на плохое освещение на улицах, на машины, которые, проезжая, обдавали его черной грязью, на молодежь, которая не уступает дороги, на жену, которая не ждет его обедать...
Жена не ждала его обедать. У жены было горе.
Она ждала мужа, чтобы поделиться с ним.
– Герасима Ксюша привезла, – заплакала она, увидев на пороге мокрого, несчастного, осунувшегося мужа. – С утра доктора надо вызывать.
– Что еще? – Мощин уселся на стул в коридоре. Дорогой был стул, из итальянского мебельного гарнитура.
– Сказать нельзя, – ответила жена. – У них в садике эпидемия, но такая страшная, что даже нельзя сообщить.
– Опять бабские сплетни, – сказал Мощин и пошел на кухню, забыв раздеться. – Покормила бы...
– Ты что не разуваешься! – закричала вслед мужу Мощина. – Мне опять за тобой подмывать. По колени промок!
На крики из комнаты выбежал, постукивая копытцами, милый ребенок Герасик.
– Это что еще за мода? – спросил Мощин, стягивая мокрый ботинок. – Сейчас же сними.
Ботинок стягивался с трудом, настолько одеревенела, закостенела от мокрого холода нога.
– А у Нинки из младшей группы копыта зеленые, – сказал Герасик.
Мощин хотел было накричать на внука, и на жену, и на дочку – на всех, кто занимается чепухой, когда человеку так плохо, но тут наконец его ступня выскочила из мокрого ботинка, и оказалось, что она очень похожа на копыто.
– Еще этого не хватало! – сказал Мощин. – Где мои шлепанцы?
Жена кинула ему шлепанцы – она была недовольна.
Мощин решил не говорить жене о своих копытах. Он знал, что она скажет. Поэтому кое-как надел шлепанцы и пошел в туалет, но по дороге один шлепанец потерял, и жена заметила. И крикнула ожидаемое:
– Козел, ну прямо козел!
– Ты на своего внука посмотри, – сказал городской голова. – А потом обзывайся.
Это было несправедливо, и жена начала рыдать. Внучок тоже начал рыдать.
Открылась дверь, пришла дочка.
– Эй, что за лужа! – закричала она с порога.
Все стали смотреть на лужу – оказалось, что это не лужа, а киселеобразная масса ботинок и сапог черного цвета.
Запах от этого шел фосгенный, решила дочь.
– Нет, – сказал Мощин, – пахнет таллием. Его соли.
– Я тебе говорила, оставляй обувь на лестнице! – крикнула жена, хотя она этого говорить не могла – даже в элитном доме все равно бы через две минуты все украли.
– У нас, – сказала дочка, раздевшись, – сегодня первый этаж конторы пополз. Опустился, понимаешь, весь дом на этаж. Кто с первого этажа остался в живых, к нам переселились. Представляешь, какая толкотня началась!
– Почему мне не докладывают? – совсем уж рассердился Мощин. – Сейчас же еду в Гордом. Я им покажу!
Тут зазвенел телефон.
Звонил начальник пожарной команды. Сообщил, что площадь Землепроходцев осела на метр. Что делать?
– Сейчас буду! – крикнул Мощин. – Высылай за мной пожарку!
– Они все без резины стоят, – ответил начальник пожарной охраны. – Резину у них съело.
– Ничего, – упрямо сказал городской начальник. – Пешком дойду. Я им покажу! Я все поставлю на место!
Он попытался натянуть на копыта ботинки, но не получилось.
Дочь посмотрела на потуги отца равнодушно.
– У нас, – сказала она, – есть некоторые – потеряли ноги и ползают.
– Как так ползают? – спросил внучок. – На животиках?
– На санках, – ответила мама.
– А то у нас две девочки в садике на животиках ползали... – Мальчик заплакал.
Но взрослым не было до него дела, потому что потухли лампочки и все стали искать свечи. Мощин все грозился уйти на голых копытах, а жена говорила ему:
– Не смей, Леонид, потеряешь ноги, новых не будет. Кости не восстанавливаются, я тебе как учитель начальных классов говорю.
– Папочка, не ходи, – присоединилась к маме дочь. – Мороз двадцать градусов, копыта отморозишь!
Но Мощин не послушался. Он вырвался и побежал, стуча копытами, вниз по лестнице.
К счастью, не он один был сознательным гражданином. У дверей, в черной грязной речушке, покачивалась спасательная надувная лодка желтого цвета. В ней сидел профессор Минц в дождевике.
– Что делать? – крикнул Мощин от дверей.
– Садитесь! Поплывем, будем принимать меры.
Профессор Минц уже не казался Мощину таким отвратительным, как недавно. Приятный профессор, отважный.
– Какие меры? – спросил Мощин.
Надувную лодку понесло вдоль по Пушкинской улице.
– Кружок «Юный химик» имени Петрянова-Соколова, – загадочно ответил Минц, энергично гребя по скользкой дороге.
Но путешествие, начавшееся так славно, чуть не закончилось трагедией.
Лодка попала в поток черной жижи, стремившийся к реке Гусь. Потребовалась вся сила и сноровка немолодого профессора, чтобы не быть смытыми в речку, которая также вскрылась ото льда и несла к Белому морю свои черные непрозрачные воды. Тяжко воняло.