Мелати танцевала в самом центре, притягивая к себе взгляды. Движения ее гибкого тела завораживали грациозностью и точностью. Когда девушка замирала на мгновение, она походила на искусно сделанную статуэтку, настолько изящными были изгиб ее стана, поворот головы, гордо посаженной на длинной шее, и вся она, от пяток до тоненьких пальцев, казалась в этот миг воплощенным совершенством. Никто не мог сравниться с Мелати, и она об этом знала, двигаясь с легкостью и наигранным равнодушием, свойственным красавицам, осознающим свою красоту.
Но Хиджу лишь скользнул по ней рассеянным взглядом, отметив только, что и в этот раз подруга, как всегда, на голову превосходит остальных девчонок. Покосился на сидевшего рядом Гутнура, с восторгом и нескрываемой гордостью наблюдавшего за своей возлюбленной. Усмехнулся про себя и вновь уставился на пару, в честь которой сегодня устроили праздник здесь, на берегу, ибо всех собравшихся не вместила бы ни одна лодка.
Его сестру, самую младшую и любимую, выдавали замуж за чужака из секахи, живущей так далеко, что плыть сюда пришлось много дней без остановки. Редко доводилось Хиджу бывать в этих краях, только в дни большой торговли, когда скапливалось в сундуках так много жемчуга и других ценных вещей, что старейшины решали от них разом избавиться. Но и в такие дни невелик будет шанс вновь увидеть сестру, ведь торговали на берегу, а где в то время будет ее новая секахи – неведомо, скорее всего, разминутся они в море, чтобы встретиться неизвестно когда.
Музыка прекращалась, словно дождь, оставляя лишь перестук ритма на гамбанге, понемногу меняющийся, начиная следующую мелодию. Танец закончился, танцоры замерли в грациозном полупоклоне, потом развернулись и неторопливо ушли прочь, скрывшись в темноте.
- Сегодня она особенно прекрасна, - с восторгом сказал Гунтур.
- Правда? – рассеянно переспросил Хиджу, не отводя глаз от сестры. Она сидела по левую руку от своего теперь уже мужа, наряженная в праздничные одежды, увешанная драгоценностями, смущенно опустив ресницы. – Ну, прекрасна, да. Только вот будь она дурнушкой, глядишь, и не увезли бы в такую даль.
- Что? – Гунтур проследил за взглядом друга и вздохнул. – Я про Мелати, бестолковый! Ну чего ты сидишь мрачный, как туча? Хочешь огорчить сестру? Мог хотя бы для вида порадоваться за нее, если в самом деле не способен.
- Радоваться? Чему? Что я ее теряю? Что она остается с чужими в чужом краю?
- Что у нее теперь есть муж, - ответил Гунтур, удивляясь нечуткости друга в который раз. – Семья. Это же самое главное счастье для каждой девушки, когда тот, кто ей по сердцу, берёт ее в жены.
С этими словами он с любовью посмотрел туда, куда только что ушла Мелати. Хиджу хотел было снова возразить, но заметил, как жених что-то говорит его сестре, а та, по-прежнему не поднимая глаз, чуть заметно улыбается в ответ, и сквозь смущение на лице ее проступает счастье, подобно пробившимся сквозь облака солнечным лучам. «Семья? Но ведь у нее есть семья, мы, – думал Хиджу. – Неужели он и вправду ей так дорог? Настолько, что она бросает все ради него и даже не сожалеет?»
- Да еще Мелати огорчил, - не унимался Гунтур. - Она так старалась, танцевала просто восхитительно, а ты даже не смотрел.
- Да смотрел я, - отмахнулся Хиджу с досадой.
Но это было неправдой. Мелати знала, как хороша она сегодня в ярком наряде, окуренном благовониями с дальних островов, с украшениями - богатое ожерелье ослепительно сверкало в свете огня, с губами, окрашенными в алый цвет, с жемчужинами в отросших волосах, уложенных в высокую прическу. Когда она танцевала, все смотрели на нее одну. Кроме Хиджу. Она ловила его взгляд до последнего мгновения, но он даже не замечал.
Зато от внимания матери ничего не укрылось. Когда девушка вместе с подругами отдалилась от празднующих, спеша привести себя в должный вид для второго танца, мать перехватила ее и отвела в сторонку.
- Что это ты смотришь на него весь вечер, бесстыжая? – сказала она сердито. – Или забыла, что я говорила тебе?
- Я помню все, что ты говоришь, матушка, - Мелати с трудом сдерживала досаду. – И стараюсь быть послушной во всем. Но разве не дозволено мне даже смотреть туда, куда пожелаю? Не для того ли боги дали мне глаза, чтобы ими смотреть?
- Прекрати дерзить, непослушная девчонка! Дождешься у меня, выдам замуж в самую дальнюю секахи, глядишь, кто и позарится на смазливое лицо и не заметит дурного нрава. Видать, сильно прогневила я богов, раз они наказали меня непочтительной дочерью.
От таких слов Мелати почувствовала горечь. Ей стало обидно, что мать не хочет понять ее, и страшно, что та исполнит свои угрозы. Жизнь с чужими, в разлуке с семьей и друзьями, девушка даже представить себе не могла. Заметив, как дочь изменилась в лице – вот-вот расплачется, - мать смягчилась.