– А мы знакомы, – сказала она по-русски. – Меня зовут Марьяна.
Помните, в "Пальменхаусе"? В туалете!
– А! В "Пальменхаусе"! В туалете! – воскликнул я. – Конечно же, помню! Это было такое романтическое знакомство!
Она улыбнулась.
– Да, – продолжал я. – Это было в мужском туалете…
Ив и Гадаски вопросительно уставились на меня.
– Ты знакомишься с девушками в мужском туалете? – спросил удивленный Ив.
– Нет, это девушки знакомятся со мной даже в туалете!
– Я просто услышала, что кто-то говорит по-русски, и из любопытства вошла… – сказала, краснея, Марьяна.
– Да, она вошла в мужской туалет исключительно из любопытства, – подтвердил я.
– Причем исключительно из любопытства к русскому языку, – уточнила Марьяна.
– Конечно, – согласился я. – Что же еще может заставить зайти девушку в мужской туалет, кроме любопытства?
– К русскому языку, – добавила Марьяна.
– Конечно…
Это была странная история, случившаяся в тот вечер, когда Пауль пожрал кальмары. Мы с Будиловым спустились тогда в туалет по роскошной мраморной лестнице "Пальменхауса", чтобы именно там дать волю своим эмоциям. Будилов содрогался от смеха, вспоминая, как
Пауль бежал в темный парк с тарелкой в руке, преследуемый поваром и официантом. А я вторил ему, выражая чувства крепким, не предназначенным для печати словцом.
– Пиздец! – восклицал я. – Я сейчас обоссусь и обосрусь на месте!
Такого отколупа я еще не видал! Все просто охуели от удивления!
Ебать мой хуй! Это ж надо – спиздить в ресторане тарелку с едой! И уебать в кусты! В полном смысле этого слова! Я думал, что они его отпиздят! Пиздец! Я хуею с этих людей!
Вдруг дверь в туалет открылась и к нам заглянула довольно симпатичная телка. Мы так и опезденели от неожиданности. Такой ситуации мы ожидали меньше всего. Будилов мгновенно перестал хохотать, а я заткнулся на полуслове.
– Вы говорите по-русски? – спросила она. – Давайте знакомиться! Я
– Марьяна.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Ночь Голых Поэтов. Лекция доктора Солтера. Пресвятая Троица.
Певца-перверта мне все-таки удалось внести в список приглашенных.
Мы дали два интервью. Одно для Web-Free TV русской девушке Марьяне и ее оператору, другое – серьезной австрийской тетеньке из отдела новостей второго канала. До начала мероприятия еще оставалось время и мы вышли прогуляться в охваченный первым сильным морозом город. К стоящей напротив гостинице "Империал" подкатывали роскошные лимузины. Мелькали вспышки фотоаппаратов, как в кино. Там было скопление прессы и журналистского интереса. Кто-то успешно составлял нам конкуренцию.
– Давайте подойдем, – предложил я.
На фасаде отеля развевался бархатный транспарант с золотой надписью "Sport World Award".
– Смотрите, это же Мохаммед Али! – воскликнул Ив, указывая на идущего по красной ковровой дорожке, выкаченной из отеля, толстого негра.
А к отелю "Империал" подкатывали все новые спортивные знаменитости. Нам же надо было возвращаться назад. Час "икс" неминуемо приближался. Мы хотели расставить в пустующих нишах парадной лестницы несколько голых девушек. В вестибюле мы столкнулись с семьей доктора Солтера, только что прибывшей из аэропорта. Его жена была настоящей индуской, одетой в цветастое сари, а дети полуиндусами. Сам Солтер выглядел серьезным доктором лет сорока пяти в очках и с небольшим брюшком.
Вокруг него уже взволнованно бегала Клавка. Семью доктора незамедлительно отправили в отель "Хилтон", а самого доктора увели наверх в зал, чтобы определиться с местом выступления, хотя место уже было и без того определено заранее – он должен был стоять в центре. Была даже заготовлена специальная кафедра, с простым металлическим каркасом без стенок, чтобы зрители могли воочию видеть хуй лондонского психиатра. Доктор Солтер привез с собой научные слайды, которые нужно было проецировать на огромный экран длинною в девять метров, растянутый у него за спиной.
Мы удалились за кулисы раздевать девушек, предназначенных для стояния в нишах в качестве античных статуй. Пускать публику должны были начать в десять. До начала оставалось пятнадцать минут. Внизу у входа уже бушевала толпа. Было продано три тысячи билетов.
Расставить муз я решил сам, но по дороге мы были остановлены Клавдией.
– Что это такое? – строго спросила она.
– Голые музы, – ответил я. – Они будут стоять в нишах!
– Это уже чересчур. Я категорически против.
– Но мы ж договаривались! Я даже получил деньги на их оплату!
– Заплати им и отправь домой!
– Клавдия, ты что, сошла с ума? У нас же Ночь Голых Поэтов!
– Вполне будет достаточно лекции голого психиатра из Лондона и перформансов, не надо пугать публику заранее!
– Чем пугать? Голыми бабами? Да ты что?
– Все, я сказала…
– Клавдия, я ничего не понимаю!
– Владимир, смотри, у нас будет голый психиатр, будут ваши перформансы, танец пауков, будет ваше слайд-шоу с английскими поэтами, и этого вполне хватит! Ты понимаешь, что это первое мероприятие такого рада? Что сюда придет Клаус Бахлер – наш новый директор? А также директора всех венских музеев, интендант оперы, несколько министров и еще куча всяких важных людей! Я не хочу их излишне шокировать! Всему надо знать меру!
– Как можно кого-либо шокировать голой бабой в конце двадцатого века?
– Не спорь, я сказала – нет! Все! Разговор окончен!
– Клавдия! Это же абсурд!
– Если будешь перечить, позову секьюрити!
– Зови!
– Это что – бунт?
– Да!
Клавдия резко развернулась и в ярости убежала вниз, гневно сверкая по сторонам своим расходящимся косоглазием.
– Девочки, это гайки! – сказал я переминающимся с ноги на ногу голым музам, ангажированным мною из рядов наших моделей. – Сейчас вас выгонят на улицу!
– Голышом? – испуганно пискнула маленькая Софи Поляк, почесывая пальчиком свежевыбритый лобок.
– Владимир! – услышал я сзади себя голос Ива. – В чем дело?
– Нам запретили ставить девушек в ниши.
– Но это же идиотизм!
– Полный!
– Давай я поговорю с Клавдией. Где она?
– Попробуй, она пошла вниз.
– Ладно, – решительно сказал я, приседая, маленькой Софи. -
Становись мне на плечи, и я подсажу тебя в нишу.
Малышка влезла мне на плечи, осторожно опираясь руками на полированный мрамор стены. Я выпрямил ноги и с естественным любопытством поднял глаза. В этот момент мне в лицо что-то капнуло.
Сомнений не оставалось, это мог быть только пусси-джус. Причем, самый что ни на есть настоящий, а не суррогат – а ля Гадаски, свежий и натуральный, выжатый легким страхом высоты и нервным напряжением девушки. Софи сделала шаг вперед и оказалась в полукруглой барочной нише.
В это время внизу на лестнице обозначился Ив в сопровождении Клавки.
– Владимир, я распорядилась никого не пускать, – крикнула она мне издалека. – Люди будут ждать на морозе, пока ты не прекратишь произвол!
– Они действительно никого не пускают, – подтвердил Ив.
– Что же делать? – спросил я.
– Вынимай девушку из ниши, – сказала Клавка.
– Хуй с ними, – сказал мне по-русски Ив. – Давай не будем идти на конфликт.
Я чувствовал себя совершенно обосраным. Все начиналось с полной хуйни и это не предвещало ничего хорошего. Мы отступили, позорно сдав передовые рубежи Голой Поэзии. В зале за кафедрой стоял голый доктор Солтер, рассеянно перебирая страницы своей лекции, готовясь принять удар на себя.
У меня в кармане зазвонил телефон. Это был отец Агапит.
– Володя! Мы уже внизу!
– Скажи Барыгину, что Перверт внесен в списки. Он с вами?
– Да, с нами. Но с нами еще журналист Саша Соболев – венский корреспондент "Работницы" и "Крестьянки". Его не пускают, хотя у него есть удостоверение прессы!
– Почему?
– Говорят, что он должен был получить аккредитацию заранее в пресс-службе Бургтеатра! Ты не мог бы попросить у организаторов, чтобы его пустили?
– С организаторами у меня как раз серьезный конфликт. Нам только что запретили одну очень важную фишку. Конечно же, жаль, что читательницы "Работницы" и "Крестьянки" не получат вожделенный репортаж о ночи Голых Поэтов из Вены, но что я могу поделать?