Стучусь в дверь. Никто не открывает. Приглядываюсь к окнам, но они занавешены тюлем. Обхожу дом и застаю орнитолога в кресле-качалке.
– О, Арсений, – оживляется Макар Александрович. – Присаживайся.
– Спасибо, я ненадолго, – нужно смотреть в глаза, а я упираю взгляд в землю. – Я извиниться пришел.
– За что?
– Я вчера проходил мимо и нарвал с вашей черешни плодов…
– А, так вот куда они подевались, – Макар Александрович добродушно посмеивается. – Что ты с ними сделал?
– Хотел съесть, но один приятель предложил сделать из них варенье.
– А он смышленый малый. Мне такие нравятся.
– В общем, извините, что без спросу у вас ягоды забрал. Своровал, получается.
– Да, нехорошо вышло, – Макар Александрович встает и деловито оглядывается. – Хочешь, чтобы я тебя простил? – киваю. – Тогда приходи сюда в свободное время. У меня очень много поилок – здесь и в нескольких местах, – и их нужно наполнять водой. Один я не всегда справляюсь, работы много. Выручишь?
– Спрашиваете. Конечно! – зачем-то первым протягиваю ему руку.
Смутившись, начинаю сгибать локоть, но Макар Александрович уверенно хватает мою ладонь и пожимает ее.
– Тогда договорились.
8
Попрощавшись с орнитологом, выхожу на улицу. Заметив меня, Тёмка раздраженно выдыхает.
– Пошли уже, задолбался тебя ждать, – он отходит от забора.
Я спешу за ним, прикрываю калитку. Взгляд натыкается на обгоревшие спички в траве. Опять двадцать пять! Сажусь на корточки, собираю мусор и несу за собой в руке. Проситься выкинуть мусор к Макару Александровичу стыдно. Дома выкину.
– Че застрял? – кричит Тёмка.
– Иду!
Догоняю его. Смотрю, как он поворачивает бейсболку козырьком на затылок. Солнце садится, все вокруг оранжево-розовое. В ногу впивается комар. Смахиваю его небрежным движением. Сквозь вечерний зной доносятся трели птиц. Камешки под нашими с Тёмкой шлепанцами шуршат и перекатываются, иногда неприятно покалывая кожу через резиновую подошву.
Горелые головки спичек крошатся, пачкая ладонь. Еще немного, и мы снова окажемся рядом с бабулей и дедом и не сможем поговорить наедине.
– Зачем ты это сделал? – спрашиваю и останавливаюсь.
– Сделал что? – Тёмка хмуро глядит на меня.
– Усы нарисовал.
– Хф! Она же у нас Гусар, так пусть носит усы, как все нормальные гусары.
– Но несмываемый маркер – это слишком жестоко, тебе не кажется?
Тёмка подходит ко мне, сдвигает мою бейсболку козырьком на бок и прислоняется разгоряченным лбом к моему лбу.
– А тебе-то что? Влюбился в нее, что ли?
– Нет, – быстро отрицаю, – просто ты нехорошо поступил, – Тёмка поводит челюстью, но молчит. Слушает. – Тебе надо перед ней извиниться.
– А если я не хочу?
– Не нарисовал бы ей усы и извиняться бы не пришлось. Зачем ты вообще это сделал?
Тёмка на мгновение опускает взгляд и поднимает. Его глаза полны злобы. Он и раньше был гневливым, легко выходил из себя, у него были и есть проблемы с поведением. Вопреки всему мы подружились, и я не хочу терять друга из-за недопонимания.
– Настроение плохое было, – бурчит Тёмка, отстранившись.
Я поправляю кепку. Годы идут, а он не меняется. Стоит показать, что ты его не боишься, как он начинает потихоньку рассказывать правду.
– А почему оно было плохое?
Поколебавшись, Тёмка достает из кармана телефон, открывает сообщение и протягивает мне.
МАМА : Мы с твоим отцом разводимся.
– О-о-о.
– Вот именно, – Тёмка забирает телефон и пинает песок. – Бесит, не могу. Мне тут еще три месяца торчать, а они там развестись собрались. Когда я позвонил, никто не взял трубку. И потом прилетело вот это.
Растерянно моргаю. Что сказать другу в такой ситуации? Потерпи, все наладится? Взрослые могут разойтись, и это нормально? В этой ситуации все ненормально. Нельзя сообщать такое обезличенным текстом.
– Не хочу я извиняться, – бормочет Тёмка, опустив голову. Кудри свешиваются вниз и прикрывают его глаза. – Вот мы сейчас пойдем на этот дурацкий вечер, и меня перед всеми девчонками будут ругать. А мне не до них совсем.
– Тёма, – кладу руку ему на плечо, – не ходи. Отлежись дома. Я тебя как-нибудь отмажу.
– Правда? – он вскидывает голову и внимательно на меня смотрит.
– Правда.
– Спасибо, – Тёмка похлопывает меня по руке, которой я все еще сжимаю его плечо. – Ты настоящий друг.
Я улыбаюсь, хотя внутри бушует океан под названием «Вина».