– Доброе утро! – негромко кричу им, махнув рукой.
– Доброе утро, Сенечка, – бабушка широко улыбается. – Кушать хочешь?
– Пока нет.
– Только скажи, я тебе сразу приготовлю.
Киваю и начинаю умываться.
– Русланчик, как дела у мамы и Ладочки?
– Да нормально. Мама потихоньку поправляется, Ладка радуется жизни и вашим плюшкам. Спасибо, что балуете, – он останавливается, втыкает лопату в землю и опирается на рукоятку. – Я пока не успел для вас варенье сделать, но обязательно принесу.
– Ой, это не обязательно, Русланчик. У тебя и так все лето в заботах. Захочешь отдохнуть, можешь Ладочку сюда привести. Мы присмотрим, а вы с мамой отдохнете.
Ополаскиваю рот и лицо, промокаю полотенцем. Вытирая руки, направляюсь к бабушке и Руслану. Он обходит лопату и обнимает бабушку. Я останавливаюсь, пораженный.
– Спасибо, Зинаида Семеновна, – тихо говорит Руслан. – Кроме вас и тети о нашей семье никто не заботится.
– Что ты, что ты, вы для меня как родные, – бабуля поглаживает его по спине и голове.
А я испытываю что-то странное. Неприятное, копошащееся в груди. И липкое, будто газировкой в жару облили, и теперь пальцы на руках противно притерлись друг к другу. Торопливо ухожу в дом.
После завтрака вкуснейшими сырниками, приготовленными дедушкой, забираю из сарая корзинки, которые нам дала тетя Люба, и торопливо надеваю резиновые шлепки, стоящие на улице. Пока ребята не проснулись, хочу увидеть Зорю. А то снова увяжутся, как тогда…
– Арсений, ты куда это так рано?
Вздрагиваю. Дедушка выходит из дома и с внимательным прищуром меня оглядывает. Сглатываю, будто меня застукали за чем-то странным.
– Да вот корзинки тете Любе отнести хочу, – честно отвечаю деду.
– А, Любаше. Скажи пусть зайдет заберет Зорькин велик.
– Почему ее велик здесь?
– Любаша сама как-то отдала, попросила колеса починить. Зорька однажды упала, спицы все погнулись.
– А может, я отвезу?
– Почему бы и нет, – дед заходит в гараж и возвращается с велосипедом. – Я бы и сам отвез, да только сейчас вспомнил.
– Мне не сложно, – улыбаюсь я, креплю корзинки к велосипеду и выхожу за калитку, держа его за руль.
Теперь у меня точно есть повод увидеться с Зорей. Ведь корзинки можно передать ее маме, а велосипед хочется лично в руки хозяйке. Интересно, а она обо мне думала? Щеки пылают, трясу головой, отчего волосы лохматятся. И чего ей обо мне думать? Вернее, она, скорее, будет думать о ком угодно, но не обо мне…
Погруженный в отчаяние, борющееся с надеждой, подхожу к дому тети Любы. Она развешивает белье. Несколько раз задеваю звонок на велосипеде.
– Зорька, ты? – тетя Люба отодвигает простыню на веревке и выглядывает из-за нее. – О, Арсюша! Проходи, проходи.
Арсюша… меня так даже мама уже не называет. Сдерживаю легкое недовольство, открываю калитку и вкатываю велосипед. Ставлю его в тень, прислонив к стене дома. Осматриваюсь. Зори не видно. Наверху из окон туда-сюда гуляет тюль. Интересно, она у себя в комнате? Или вовсе не здесь?
– А Зоря дома? – подхожу к тете Любе, заведя руки за спину и потирая запястье.
– Дома. Вернее, во дворе. Обойди, увидишь ее.
Благодарю тетю Любу и побыстрее обхожу дом. Замечаю Зорю, лежащую в гамаке в тени. Она закинула ногу на ногу, ее глаза закрывают солнцезащитные очки. На груди у Зори книжка, раскрытая страницами вниз, которую она приобнимает руками. Машу рукой, но Зоря не реагирует. Осторожно подхожу к ней.
– Зорь, – тихо зову ее. Она не откликается. Склоняюсь и чуть оттягиваю ее солнцезащитные очки указательным пальцем.
Глаза Зори закрыты, а лицо выглядит глубоко умиротворенным. Возвращаю очки на место, стараясь ее не разбудить, и отхожу на пару шагов. Еще ни разу не видел, как девочки спят. Кошусь на книгу, которую она читала. Детектив Агаты Кристи. Значит, девочка с птицами любит загадки? Осознаю, что улыбаюсь и топчусь на месте, рассматривая ее. Разворачиваюсь и ухожу. Мне бы не понравилось, если бы на меня кто-то смотрел, пока я сплю.
– До свидания, теть Люб, – стараюсь пройти мимо как можно быстрее.
– Ой, Арсюша, может, на чаек забежишь?
– Как-нибудь в другой раз.
Иду домой, переполненный эмоциями. Я сожалею, что Зоря спала, и я не смог позвать ее погулять. Но не сожалею, что увидел ее спящей. Как будто стал ближе к тем тайнам, о которых столько поколений слагает стихи и песни. Останавливаюсь посреди дороги. Сердце замирает, а потом ускоренно бьется. К лицу приливает жар. Может ли это быть то самое чувство?..