– А так можно? – спрашиваю полушепотом.
– Почему нет? Ты писатель, я художница. Мне тоже нужно вдохновляться, – она подмигивает, и я покрываюсь мурашками. Щеки все еще жжет. – О, вот и поймала я вдохновение. У тебя есть с собой ручка?
Протягиваю ей ручку взмокшей от волнения рукой.
– Можно я в твоем блокноте порисую?
Киваю, не успев осознать всего произошедшего. Музом… Она хочет, чтобы я стал ее музом. Я… Не Тёмка, не Лёнька, а я!
Ощущения в животе усиливаются. В голове проскакивают слова Лёньки о том, что у него не было бабочек после поцелуя с Сати. Смотрю на Зорю, которая сидит, подняв колено и прижав к нему блокнот, и рисует, посматривая на меня. От каждого ее взгляда меня бросает в дрожь, а эти крылатые насекомые перемещаются от груди до живота и обратно.
– Постарайся не менять позу, хорошо?
– М-м, ладно…
Сидеть неподвижно после того, как тебя об этом попросили, становится почти невозможно. То нос чешется, то ухо под солнцем слишком сильно нагревается, а ведь сегодня на небе облака, и солнечные лучи редко пробиваются через них.
– Вот, держи, – Зоря протягивает мне блокнот и ручку.
Поворачиваю его к себе и замираю. Она нарисовала мой портрет легкими штрихами. На нем я и в то же время не я. Посматриваю то на рисунок, то на Зорю, волнуясь больше, чем она.
– Меня никогда так красиво не рисовали, – признаюсь я.
– А меня никогда так красиво не описывали, – она хихикает. – Видишь, как хорошо быть музами друг для друга? – Зоря протягивает руку. – С тобой приятно работать!
Протираю ладонь о ткань футболки и пожимаю подруге руку. Она чуть больше моей, ее пальцы тонкие и длинные, а кожа теплая и мягкая. Намного мягче моей или кожи рук Тёмки и Лёньки. И не похожая по мягкости на кожу рук мамы или бабушки. Она совсем другая.
– Знаешь, я сегодня хотела побыть одна, – начинает Зоря. Мне становится неловко, что я прервал ее время наедине с собой, ведь сам собирался провести его точно так же. – Но когда ты пришел, мне стало не так одиноко.
– Почему тебе одиноко?
– Мой папа моряк. Сейчас он в рейсе, и я очень по нему скучаю. Они с мамой давно развелись. У них хорошие отношения. Иногда папа звонит мне по видеосвязи и присылает всякие интересные фотографии и тексты. Привозит гостинцы. Но когда его слишком долго нет рядом, мне становится так тоскливо. Хочется с ним пообниматься, а он далеко. А с мамой объятия иные…
Пока Зоря говорит, эмоции на ее лице сменяются. Сначала ее глаза горят от восторга и гордости, а голос звучит нежно, потом веки чуть прикрываются, слова становятся тише. Она очень любит своего папу.
– Мне жаль, что твой папа далеко, – негромко говорю я.
Наша беседа становится более личной, глубокой.
– Это же не твоя вина, – Зоря улыбается, однако ее глаза еще полны грусти.
Мы смотрим друг на друга. Постепенно я ощущаю, что вожу пальцем по ее руке. И она делает то же самое. С тех пор, как мы пожали руки, мы их не разжимали. От осознания становится неловко. Она, кажется, тоже это понимает, и мы отпускаем ладони, садимся друг к другу боком.
– Поэтому я люблю ходить к дяде Макару и наблюдать за птицами. Это умиротворяет и отвлекает от тоски по папе, – она вдруг выставляет руку вперед и говорит: – Замри.
Проходит несколько мгновений, в которые я даже не дышу, прежде чем на поднятый ею указательный палец садится малиновка. Зоря медленно подпирает голову второй рукой и улыбается. А я смотрю на нее, стараясь запечатлеть момент. Она переглядывается с птичкой, а та то и дело перебирает лапками, передвигаясь по пальцу Зори.
– Она к нам часто прилетает, зимой из моей кормушки питается, – тихо сообщает Зоря.
– А как ты ее узнаёшь? – шепчу я.
– Кажется, только она любит сидеть у меня на пальце. Интуитивно различаю.
Малиновка, недолго посидев и построив нам глазки-бусинки, взмывает в небо и улетает. Зоря провожает ее, а я вспоминаю про блокнот, подхватываю его с травы и делаю зарисовку из слов о том, что только что увидел.
– Сеня, ты так интересно пишешь, фантазия у тебя работает, – начинает Зоря. – Можешь мне помочь?
– Конечно, – соглашаюсь, не подумав и не отрываясь.
– Я хочу маму с дядей Макаром свести. И для этого мне нужно подстроить им свидание. Но у меня в голове совершенно пусто.
Киваю, а она замолкает. Заканчиваю делать записи и вижу, как она смотрит на меня, приложив щеку к своему плечу.
– Эм-м… – загружаюсь я, начиная серьезно думать. От веса ответственности сдавливает грудь. – А что любит твоя мама? Кроме мятных пряников.
– Ого, ты запомнил, – Зоря начинает улыбаться, а я чуть прикрываю глаза. Хочется любоваться ею целую бесконечность. – Сложно сходу сказать… Она много чего любит, – Зоря ненадолго прерывается, а потом меняет тему: – Мне кажется, у мамы с дядей Макаром есть друг к другу чувства, но мама боится обжечься. А еще она давно не была на свиданиях. Все время говорит, какой дядя Макар интеллигентный мужчина и как рядом с ним она кажется себе первокурсницей.