Слышится щелчок. Наши взгляды пересекаются, и мы отшатываемся, начиная поправлять одежду и волосы. Сердце бешено грохочет.
Кто-то отдергивает шторку.
– Я ж тебе говорил, что они здесь, – произносит Тёмка и втискивается в будку. – Посторонитесь-ка, будем все вместе фоткаться!
Едва Зоря успевает забрать распечатанные снимки и спрятать их в кармане джинсового комбинезона с шортами, как мы все вчетвером, вжимаясь друг в друга и всячески страдая, начинаем фотографироваться. Давка переходит в смех и дурачество, а в конце мы вываливаемся из фотобудки, чтобы вдохнуть воздуха и ощутить свободу.
– Вдвоем скучно фоткаться. Запомните, как легенды это делают, – поучает Тёмка.
Уставшие, вечером мы возвращаемся домой. Я выношу Зоре воду с лимоном, и мы опустошаем каждый свой стакан.
– У меня сейчас ноги отвалятся, – признается Зоря. – Я пойду, иначе останусь тут ночевать!
Она вручает мне стакан и торопливо отходит от забора. Оставляю стаканы на земле и спешу за ней. Поравнявшись, беру за руку.
– Я тебя провожу.
– Да не надо, у тебя тоже ноги болят…
– Зорь, рядом с тобой у меня ничего не болит.
Она косится на меня и издает короткий смешок.
– Скажешь тоже.
Мы идем до ее дома в тишине, наслаждаясь приятной компанией. Между нами висят невыраженные эмоции, которые мы испытали в фотобудке, но заговорить о них не решаемся. Может, еще рано для этого?
Остановившись у забора, Зоря достает фотографии и разделяет копии. Половину отдает мне. Убрав их, я протягиваю руки, чтобы, как обычно, обнять Зорю и постоять с ней так, но она вдруг отступает.
– Сень… – Зоря неловко разминает плечо пальцами, а ее глаза бегают по земле. – Что с нами будет?
– Ты о чем?
– Ну… Уже середина лета, а в конце августа ты поедешь домой.
Хмурюсь. Мне не нравится этот разговор. Я не хочу об этом думать.
– У нас есть еще полтора месяца.
– А что потом? – Зоря поднимает на меня напряженный взгляд.
Я моргаю, пытаясь понять, к чему она клонит.
– Ничего? – обиженно бросает Зоря. – Забудешь меня?
– Зорь, ты чего…
Впервые вижу ее такой. Сегодня ведь был замечательный день. Что на нее нашло?
– Скажи, что тоже каждый день скучаешь по мне? – губы Зори дрожат, она силится не заплакать.
– Я каждый день скучаю по тебе, – растерянно говорю я.
– Ты просто говоришь то, что я хочу услышать!
Ее слова сбивают меня с толку, и я молчу, глядя на нее.
– Я так и знала! – Зоря открывает калитку и заходит за нее. – Тебе все равно, что я останусь здесь навсегда! Ты уедешь и забудешь про меня. Вы все всегда так делаете!
Выплеснув на меня эмоции, Зоря убегает в дом. Я смотрю туда, где она скрылась, а потом поднимаю голову. В комнате на втором этаже вспыхивает свет. Зоря появляется в окне и задёргивает шторы.
Опустив голову, иду домой, размышляя над ее словами. Перед глазами все начинает размываться. Поднимаю руки и массирую веки. Устал, что ли? Когда отвожу ладони и открываю глаза, обнаруживаю на пальцах влагу. Касаюсь щек и осознаю, что успел прослезиться.
Иногда папа шутит, что спустя пятнадцать лет брака с мамой все еще не разгадал, чего хотят женщины, и что день моего рождения был для него самым счастливым, потому что если бы родилась дочь, он бы раскрывал эту тайну до конца жизни в одиночестве.
Теперь и я не понимаю, чего хочет Зоря. В конце августа произойдет то же, что происходит со мной уже пять лет подряд. Мы с друзьями соберем вещи, попрощаемся с бабушкой и дедушкой и поедем обратно. Точно с Тёмкой, насчет Лёньки не знаю, может, он снова в самолете полетит…
Хорошенько вытираю глаза, успокаиваюсь и возвращаюсь домой. Наспех перекусываю, приношу Тёмке ромашковый чай, который не забываю заваривать с того дня, как он сбежал на вокзал, и ложусь в кровать. Обычно в это время мы всегда переписывались с Зорей, но сейчас мне не хочется держать телефон и ждать от нее сообщений. И на фотографии смотреть не хочется.
– ня…
Вокруг темно и тревожно.
– …еня…
Какой-то знакомый звук мешает. Не могу провалиться в забытье. Хмурюсь и поворачиваюсь.
– Сеня! – громко, словно хлопок, врывается в мозг голос Лёньки.
Распахиваю глаза, всматриваясь в его перепуганное лицо, освещаемое луной через открытое окно. Сверху свешивается Тёмка и тоже выглядит встревоженно.
– Что? – сипло шепчу я, потирая горло.
– Ты во сне плачешь.