Так вот куда пропали спички в прошлый раз!
– А сегодня я увидела Арсения, когда он что-то делал рядом с заброшенной беседкой на краю поселка. Поймала за руку.
– Наташа, это серьезное обвинение, – строго замечает дед. – Ты понимаешь, что оно может испортить жизнь моему внуку?
– Я понимаю. Потому и привела его к вам, чтобы все обсудить.
Кошусь на друзей. Лёнька с замешательством следит за взрослыми, вслушиваясь в беседу. Тёмка же не проявляет интереса, продолжая есть пирог. Вот говорил ему, что привычка плохая… Поджимаю губы и смотрю на бабушку.
– Сенечка, почему ты там был? – спрашивает бабушка.
– Я? – ничего не приходит в голову. – Я гулял…
– А спички откуда?
– Нашел.
– Если ты их нашел, зачем подобрал? – уточняет дед.
Пожимаю плечами. Врать не хочется, но сдавать друга, у которого и так полно проблем, тоже.
– У меня есть предложение. Я знаю хорошего психолога. С тех пор, как Юна чуть не утонула, я водила ее к нему. Прекрасный специалист. Помогла дочке, и Арсению поможет.
Я не ослышался? Она хочет водить к психологу меня?
– Скажите, у Арсения в семье все хорошо?
Чем больше она говорит, тем страшнее мне становится. Слова наматываются друг на друга, становясь клубком копошащихся шипящих змей. Кошмар… Если мама об этом узнает, что она подумает? А папа? Они во мне разочаруются?
– Хватит, – доносится сбоку негромко, но четко.
Мы все поворачиваемся к Тёмке. Он оглядывает нас исподлобья.
– Это мои спички.
– Твои? – удивляется учительница.
– Сенька не виноват. Он меня покрывает. Собирал за мной мусор все лето, – ворчливо отвечает Тёмка, нахохлившись, и скрещивает руки на груди.
Лёнька смотрит на меня округлившимися глазами. Точно, он ведь про спички не знает ничего…
– Артем, но почему? – спрашивает Наталья Алексеевна.
– Просто так.
– Просто так столько спичек не жгут.
– Наталья Алексеевна, при всем уважении, отвалите, – кухня погружается в шокированную тишину. – Сейчас лето, я могу провести его без ваших нравоучений? Вот когда в школу вернусь, тогда и вынесете мне мозг. А щас не надо.
– Резонное замечание, – поддерживает его дед, отпивая чай. – Общение с психологом – тема сложная даже для взрослых. А без согласия его родителей о таких мерах мы говорить не можем.
Тёмка бросает на деда благодарный взгляд, один из немногих за это лето.
– Мы со всем разберемся, Наташ. Можешь не переживать.
– Ну как не переживать? Мальчишки мои, мне за них отвечать, – вздыхает учительница.
– Я не буду ничего поджигать, – бурчит Тёмка. – Я так просто… стресс отводил. Это ж лучше, чем драться со всеми, да?
– Лучше, – подтверждает учительница.
Напряжение уходит. Бабушка угощает меня и Наталью Алексеевну пирогом и чаем, а после мы провожаем классную руководительницу до забора.
– Спасибо за заботу о Сенечке, Наташенька, – говорит бабушка. – Я чуть было в обморок не упала, хорошо, что все обошлось.
Когда учительница уходит, я спрашиваю:
– Бабуль, а ты что, правда поверила, что я собирался что-то поджечь?
– Я испугалась, – признаётся она. – Потом уж начала соображать и подуспокоилась.
– А если б я все же что-то поджог, ты бы перестала меня любить?
– Нет, Сенечка, не перестала. Но поджог – это серьезное преступление. А еще это очень опасно. Поэтому мы с твоим дедушкой хотим поговорить с Артемом. Уведи Лёнечку, пожалуйста, в комнату.
– Хорошо.
Я зову друга, и мы уходим. Но не запираемся в комнате, как просила бабушка, а встаем у стены рядом с дверью в кухню. Она чуть приоткрыта, чтобы мы слышали весь разговор. Обычно ни он, ни я не подслушиваем, но сейчас дело касается Тёмки, и нам неспокойно.
– Тёмочка, расскажешь нам, что у тебя болит на душе? – ласково спрашивает бабушка.
Она относится к моим друзьям так же, как ко мне, считая их своими внуками. В детстве она называла нас «моими котятами», а мы были не против. Сейчас мы уже повзрослели, и бабушка перестала нас так называть, чтобы не задевать зарождающуюся мужественность. Так дедушка сказал. Шутил, наверное. Я и мужественность – полные противоположности.
– Да не надо, Зина Семенна. Я и так вам одни проблемы приношу.
– Ты еще растешь, и мы за тебя отвечаем, – говорит дед. – А еще мы готовы помочь тебе разобраться в себе.
– А если я не хочу разбираться?
– Может, хочешь, но боишься? – спрашивает бабушка.
– Даже если я стану хорошим, ничего не изменится.
– О чем ты говоришь, Артем? – уточняет дед.
Тёмка долго молчит. Я слышу, как тикают стрелки настенных часов в кухне. Лёнька редко дышит, стараясь сильно не волноваться. Не каждый день одного из нас оставляют на серьезный разговор.