После разговора с дедом я пишу забавные рассказы о них с бабушкой. За неделю их скапливается столько, что я решаю устроить для бабули и дедушки творческий вечер. Тёмка и Лёнька тоже присутствуют, но Зорю я не зову. Не хочу перед ней позориться своей прозой. Перед ней я буду позориться со стихами…
Прочистив горло, я вслух зачитываю рассказы, то и дело отрывая взгляд от блокнота и посматривая на своих слушателей. Они все улыбаются, Тёмка даже не вставляет язвительных комментариев. Когда я заканчиваю, бабушка поднимается и, подойдя ко мне, обнимает.
– Какой же ты у меня талантливый, Сенечка, – она смахивает подступившие слезы.
– Бабуль, ну ты чего? Расстроилась? – пугаюсь я.
– Нет. Меня трогает, что ты взрослеешь и становишься таким самостоятельным.
– Спасибо, – обнимаю ее покрепче.
– Жду твою первую книгу в следующем году, – говорит бабуля, поглаживая меня по спине.
В последнюю неделю перед отъездом мы начинаем подготавливать вещи. В комнату влетает Лёнька, его глаза странно горят.
– Ты че? – нападает Тёмка, чтобы скрыть удивление.
– Я с вами домой поеду, – Лёнька начинает широко улыбаться. – Оказывается, мама договорилась с вашими мамами и купила мне билет. Просто не сказала и положила его в рюкзак, а я и не проверял.
– Вот ты везунчик, – усмехается Тёмка. – Поздравляю. Станешь наконец мужчиной.
– Я и так мужчина, – бурчит Лёнька, но улыбаться не перестает. – Пойду воды попью, нужно переварить эту мысль.
Он выходит, а я сажусь на кровати, чтобы записать пару строк, внезапно пришедших на ум.
– Сень, так че, скажем ему?
– Ты о чем?
– О ловушке, в которую он дома попадет.
Поднимаю голову и непонимающе смотрю на друга. Тот закатывает глаза и поясняет:
– О беременности его мамы, очевидно.
– А, ой, – только и произношу я.
Если бы я оказался на его месте, наверное, удивился бы.
– А можем ли мы ему сказать? – спрашиваю. – Все же мы точно не знаем, ждет ли тетя Нина ребенка. Вдруг наврем, и он расстроится?
– Чего расстраиваться, если ничего не произошло, – хмыкает Тёмка.
– А ты бы как хотел, Тём? Услышать от родных или от других?
– Ну, я бы предпочел, чтобы мне сказали в лицо. А кто, пофиг. У людей проблемы с тем, чтобы встретиться лично при важном разговоре, – он хмурится и качает головой.
– Как дела с Сати? – пытаюсь отвлечь его от ухода в грустные мысли.
– Почему ты спрашиваешь?
– Ты в прошлый раз на меня гнал, что упустил время. Ты пригласил ее на свидание?
– Я че, на больного похож? Ей шарфа хватит, – Тёмка запихивает вещи в сумку и недовольно выдыхает. – Ненавижу это. Вот начну работать, на все свои поездки найму какого-нибудь специального вещеукладывателя. Не хочу тратить ни секунды на эту ерунду!
Оставшиеся дни я посвящаю Зоре с одобрения бабули и дедушки, шутливых подколов Тёмки и пожелания приятно провести время от Лёньки. Как же я их всех люблю! Но сейчас, наверное, люблю Зорю больше остальных. От одной мысли о расставании становится больно, и я всякий раз хватаю ее за руку. А если мы уже держимся за ладони, обнимаю ее. Рядом с ней уютнее, чем с мамой. Вернее, ее объятия совсем другие. Они тоже нежные и теплые, но если в маминых руках я ощущал безопасность, то в руках Зори – спокойствие.
– Зорь, можешь присесть? – прошу я, когда мы прогуливаемся в лесу неподалеку от поваленного дерева. Его ствол давно обкорнали по краям, и обычно люди устраивают на нем привал.
– Хорошо. Устал? – Зоря садится на бревно, ожидая, что я сяду рядом, но я медлю. – Что-то не так?
– Я… – стремительно краснею, подбирая слова.
Блин! Так долго готовился, разные варианты расписывал в блокноте, а теперь все забыл. Не подглядывать же туда?
– Ох, я так глупо выгляжу, – закрываю глаза ладонью, стараясь побороть смущение.
– В чем дело, Сень? – в голосе Зори слышится беспокойство.
– Дай мне минутку, пожалуйста.
Ветер шелестит листьями. Где-то в кустах и между ветками летают птички. Вдалеке шуршат мелкие животные. Долго выдыхаю, успокаиваясь. Опускаю руку и достаю из кармана листочек, сложенный вдвое. Я выдернул его из блокнота, когда закончил. Держу, не решаясь разогнуть.
– Зорь, я написал кое-что. Для тебя, – протягиваю ей листок, не глядя в глаза.