— Мама говорит, что у тебя сейчас побочки от препаратов и ты плохо сейчас себя чувствуешь, — кивок в ответ. — Знаю, сейчас тебе нелегко, но я хочу чтобы ты знала: мы с мамой всегда рядом и всегда выслушаем тебя.
— Спасибо.
Повисло молчание, такое правильное и умиротворенное. Что отец, что дочь — оба наслаждались тишиной и безумно ценили её, ведь не с каждым комфортно молчать. Ещё спустя время родственники уходят, оставляя Викторию наедине с мыслями и холстом. Странно, но она за это время успела пристраститься к искусству и творить его своими руками. Как-то раз обмолвилась при Люцифере, что хочет что-то нарисовать, а в этом душном месте даже бумаги толком нет. Так этот, как она выразилась, «придурошный» притащил ей на следующий день мольберт и прочие рисовальные принадлежности. Сколько всего этот парнишка с угольными волосами для неё сделал, что Уокер даже неловко стало. Сейчас ей было даже вдвойне неловко, ведь она не чувствует ровным счётом ничего — звенящую пустоту. Лишь блеклые тени былых чувств и эмоций — всё, что осталось. Но в то же время игнорировать то, как её тело реагирует на его случайные касания, она просто-напросто не могла. Кожа горела синим пламенем, колени подгибались, дрожь пробивала кончики пальцев — не полный список ощущений. Это так диссонировало с привычным вакуумом и безразличием, что от каждой их встречи приходилось «отходить». Побочки от антидепрессантов и рядом не стояли с побочками от Люцифера Денницы — для того, чтобы понять такую простую истину не нужно быть врачом. Именно поэтому она так жаждала каждой встречи с ним, и в то же время боялась.
Дверь тихо скрипнула, оповещая об очередных гостях. Брюнетка укуталась в тёплый розовый халат с разноцветными единорогами. Люциферу даже пришлось советоваться с Мими, чтобы его выбрать, а подружка Уокер его ой как бесила… Это того стоило — блеск детского восхищения на Уокерском личике, пусть и мимолетный, но доставил Деннице неимоверное удовольствие и… счастье?
— Я принес тебе то, чего ты хочешь, — ехидная улыбка расплылась на лице Люцифера, а глаза сверкали недобрыми огоньками.
— Верёвку и мыло? — за свою шутку девушка с ходу получила подушкой по голове. — Ай, больно.
— В твоей башке нет ничего такого, что могло бы болеть, — поставил на кровать белый пакет.
— Что это?
— Открой, увидишь, — он улыбнулся, вальяжно откидываясь на спинку кресла. Так она и сделала. Опять лицо засияло, хоть и слабо. В животе зародился какой-то теплый комок удовлетворения.
— Ты сейчас прикалываешься? Я же невзначай сказала, что соскучилась по еде из Макдональдса!
— А я запомнил, — всплеснул руками. — Ешь, пока не остыло. Ну или пока сюда Крис не заглянул… — задумчиво протягивает. — Он как-то намекнул мне, что местных животных подкармливать не очень хорошо…
— Ах ты ж… — подушка полетела в обратную сторону, врезаясь в туловище гогочущего парня.
— Кто?
— Мышь, — устало выдохнула, зарываясь в пакет. — Из того самого?
— Из того самого.
— Люцифер, я готова на тебя молиться, — хоть и лицо сейчас было пустым и не выражало ничего, он знал, что смог хоть чуточку её порадовать.
Несмотря на то, что Крис и объяснил — такое её состояние норма, парню всё равно было ужасно больно от её безразличия. Плохо, когда она не смеётся с его порой дебильных шуток, и совершенно отвратительно, когда она никого не хочет видеть. Потому что сам отчаянно в ней нуждается и не представляет жизни без этой проблемной тощей задницы. И как же ему жаль, что она не может ответить ему тем же…
— Не за что, обращайся.
Пока она молча уплетала бургер, закусывая свеженькой картошкой, а он любовался исподтишка. Его губ коснулась невесомая улыбка, когда щека девушки испачкалась кетчупом. Голубые омуты безучастно смотрели в пустоту.
— В школе будет ежегодный рождественский бал, — вполголоса сказал Люцифер. — Не хочешь пойти?
— Странно, что меня из этой самой школы ещё не вышвырнули, — усмехается, закидывая кусочек картошки в рот. Протягивает красную коробочку с оставшейся картошкой. — Будешь?
— Нет, кушай. Не вышвырнут, ты у нас почти отличница.
Виктория не знает, что Денница уже целых полтора месяца делает домашку за двоих, пока его… подруга поправляет здоровье. Она об этом и не узнает, судя по заговорщической улыбке на его слегка щетинистом лице.
— Как?
— Ну так, пойдёшь со мной? — игнорирует вопрос.
— Как я могу тебе отказать?
— Никак, — рука сама потянулась к щеке и большой палец вытер пятнышко кетчупа. Казалось, простое движение, а речь отняло у обоих. Осознание того, что его рука слишком долго находится на бархатной коже свалилось на него словно ведро воды со льдом. Резко отстранился, стараясь не натыкаться взглядом на голубые радужки. Повисло напряжение. — Я выйду, покурю.
— Подожди, я с тобой, — откинула еду в сторону и быстро обулась в чёрные пушистые тапки.
— Оденься потеплее, в таком виде ты не выйдешь.
— Зануда, — цокнула языком, закатывая глаза, тем не менее стянула с себя шорты и надела мягкие теплые штаны, совершенно не стесняясь Люцифера. Тот, к слову, старался смотреть на очень интересные стены, вид за окном и на неимоверно красивую плитку на полу, но никак не на Уокер.
Пять минут спустя девушка была одета в зимнюю пижаму, носки с оленями и в тот самый халат. Оба стояли на крыльце, затягиваясь сигаретным дымом на полные лёгкие. В последнее время курить ей удавалось крайне редко: то медсестры кипишь поднимают, то врачи сигареты отнимают. Тяжело жить курильщикам в отделении психиатрии.
— Спасибо, Люц, — спустя некоторое время молчания тихо говорит Уокер.
— За что именно? — ухмыльнулся Денница, впуская очередную порцию едкого дыма в себя.
— За всё, — облокотилась о стену позади. — Так что там за бал?
— Сам не знаю, — пожал плечами. — но поговаривают, будет весело.
— А ты взял и развесил уши… — слабо ухмыляется, глядя на широкую мускулистую спину, обтянутую черной тканью рубашки.
— Если будет скучно, можем сбежать, — парень вздрогнул от резкого порыва декабрьского ветра.
— А знаешь… — призадумалась, прикусывая нижнюю губу, — а мне нравится идея — давно пора развеяться.
— Вот и чудно, — выбрасывает окурок в урну ловким движением руки. — Пошли во внутрь, у тебя губы все синие.
Люцифер просидел у Уокер ещё примерно полчаса, прежде чем покинуть девушку. Дальше заскочил Миллер и уведомил Викторию, что с понедельника ей назначает лекарства попроще. От них не должно быть никаких выразительных побочных эффектов, так что Виктория сможет вернуться к полноценной жизни, полной эмоций. Дальше был ужин в пустой столовой, где она сидела в одиночестве до определенного момента.
— Привет, Вики, — Женева плюхнулась на стул напротив. — Как день?
— Привет, Женева, — выдавливает из себя легкую улыбку, — Довольно неплохо, а у тебя?
— О, сегодня так смешно было, — её воодушевленная речь невольно вызывала у Виктории лёгкую улыбку краешками губ. — У меня медсестра с боем отбирала пачку сигарет, не зная, что у меня под кроватью лежит целый блок.
— У тебя… что?
— Ну, блок. Много пачек, короче. Могу поделиться, — наклоняясь через стол, спросила. — Видела, как ты сегодня с каким-то парнем курила, думала, может захочешь. Тут всё слишком строго, как по мне…
— Шутишь? — шепотом спрашивает голубоглазая, хлопая длинными ресницами. — Что ты хочешь взамен?
— Простого человеческого общения, — лучезарно улыбаясь, отвечает синеволосая. — Ты единственная живая душа в этом Богом забытом месте, по которой не плачет смирительная рубашка, — кивнула в сторону мужчины, что бился головой об стол и громко смеялся. Дрожь пробежалась телом, заставляя ёжиться.
— По рукам, — протягивает костлявую ладошку, от чего азиатка приходит в самый настоящий восторг. Слишком яркий, по сравнению с эмоциями, которые испытывала сама Уокер.