- Слышу, - он тяжело опустился на край ее кровати и взял ее руку в свои, - у каждого из нас свои грехи, и мы с ними живем.
- Ты не убивал.
Он усмехнулся, взгляд на секунду изменился, потом он снова взглянул на нее:
- Пусть это будет твоим первым и последним грехом. Ты должна жить дальше. Это нелегко, но ты справишься.
- Что тебе сказал отец? - шепотом спросила она.
- Он испугался. За тебя. Что тебя посадят, и ты загубишь свою жизнь из-за человека, который этого не стоит, - Горин убрал волосы с ее мокрого лба, он продолжил, - его напугало твое хладнокровие и выражение твоего лица в тот момент... - Горин посмотрел ей в глаза, - ты должна помнить одно - он тебя любит и никогда не разочаруется в тебе.
- Давно он тебе все рассказал?
- Как только пришел в себя. Он сказал: "Сева, ты вытащил ее один раз, вытащи и сейчас". Он сказал, что ты - единственное, что у него есть, если он тебя потеряет, его жизнь потеряет смысл... - Горин потрогал ее пылающий лоб, - у тебя жар. Как ставить градусник? Ты вся в гипсе... Подожди, я позову Леночку, - он вышел.
Анна переваривала информацию. Открылась дверь, и Горин пропустил вперед медсестру. "Их что специально где-то таких откармливают"? - мелькнуло у Анны. За легким флиртом ей сунули градусник. Знойная Леночка напропалую кокетничала с Гориным.
"Он же женат, дура", - хотела сказать Анна, но боялась разжевать градусник.
Вскоре его выдернули у нее изо рта.
- О, да у нас жар.
- Сколько? - спросил Горин.
- Тридцать девять и девять. Так, поправим подушки и за шприцем.
Когда она нагнулась, поправляя Анну на подушках, та даже зажмурилась. Медсестра вышла.
- Горин.
- Да?
- Смени мне сиделку.
- А что такое?
- У меня разовьется комплекс неполноценности.
Адвокат удивленно смотрел на нее несколько секунд. Вошла Леночка. Он проследил за ней взглядом и, усмехнувшись, кивнул. Леночка, продолжая кокетливо щебетать, перевернула ее как бревно, воткнула иглу, формально промокнула место вкола и снова перевернула девушку на спину. Анна была уже в полубредовом состоянии от жара. Она не слышала, как Горин звонил в клинику и вызывал другую сиделку, как он долго и подробно отчитывался перед ее отцом о ее состоянии, как потом долго стоял у ее кровати и задумчиво смотрел на нее...
Боль, жар и угрызения совести - жуткий коктейль. Даже если Горин к ней заходил, она вряд ли его видела. С лихорадочным румянцем, тусклыми, полуприкрытыми глазами, мокрым от пота лицом, она металась в бреду около недели. Приезжали и уезжали врачи, опытная пожилая сиделка делала все необходимые процедуры. Но Анна пребывала в своем сумеречном мире. Перед ее внутренним взором проходили жуткие видения, проецируя ее страхи. Кашель раздирал легкие, бинты стягивали грудь так, что дыхание получалось поверхностным. Анна никак не могла ухватиться сознанием за реальность, все время соскальзывая в мир видений. Иногда ей казалось, что она умирает, иногда, что уже умерла. Это был сущий ад...
Она открыла глаза. Бледный свет пробивался сквозь шторы. Сиделка в кресле моментально открыла глаза.
- Сейчас день или ночь? - спросила Анна, с удивлением слушая свой слабый голос.
- Пять утра, - сиделка внимательно смотрела на нее.
- А какое число?
- Тридцатое. Слава Богу, вы очнулись. Пойду, позвоню врачу, - сиделка вышла.
Тридцатое. Это что же, она лежит десять дней?! Что происходит? Рука проверила шею - воротника нет. Вот почему ей легче. Вошел врач. Ее любимый хирург. Как же его?..
- Юрий... Не помню дальше, - виновато сказала она.
- Юрий Михайлович, но это не важно. Как вы себя чувствуете? Дышать больно?
- Я вообще дышать не могу. Я вся сдавлена.
- Простите, наверное, я перестарался в последний раз... - он нагнулся и стал быстро разрезать бинты.
"Последний? А сколько их было?" - подумала Анна.
- Мне пришлось два раза менять повязки, вы сильно похудели. Так. Теперь вдохните, медленно.
Она вдохнула. Легкие покалывало, но боли не было. О чем она и сообщила врачу.
- Это остаточное от бронхита, - облегченно сказал он, - так, теперь руку, - он взял специальные ножницы и занялся гипсом.
Через десять минут врач разогнулся.
- Так, ну вот, - он поднял и опустил ее руку, следя за ее лицом, - больно?
- Нет, - покачала головой Анна, - рука как чужая.
- Разработаете. Все, - подытожил он, - надеюсь, больше с вами ничего не случится, - он улыбнулся, - поправляйтесь.
- Спасибо вам огромное. Очень жаль, что больше вас не увижу.
Врач снова улыбнулся и вышел.
- Ну вот, теперь мы умоемся, оденем все чистое, - сиделка ловко орудовала губкой, поворачивая Анну словно ребенка.
Та обливалась потом от малейшего напряжения.
- Ничего, деточка, ничего... Сейчас все смоем, оботрем, - приговаривала сиделка.