Иннокентий: «Ладно, Ясь, победила. Где ты?»
Мстительно улыбнулась и, с высунутым кончиком языка, принялась строчить ему ответ:
«Меня жарят».
Иннокентий: «Я убью тебя».
Я: «Ну, а что ты хотел? Я же котлета!»
Иннокентий: «Твою мать, ты где?»
Я: «Ответ в рифму тебя устроит?»
Написала и выключила телефон. Ибо нечего мне портить настроение. Вот просто нечего и все! И снова содержимое очередного пузатого бокала перекочевывает из него внутрь моего организма. Но вернуть прежний настрой не получается, хотя я еще с полчаса насилую свое тело, приказывая его плавно двигаться и танцевать. Увы, музыка уже не пробирает до мурашек, а ритм не кажется таким заводным. Я хмурюсь и сканирую разномастную толпу, а потом понимаю, что смертельно устала. Возвращаюсь на зону и тут же попадаю в пьяные объятия Риты, которая верещит что-то про то, что она любит меня, Луку и вообще всех на свете. От ее трескотни устаю еще больше и сбегаю в уборную, где долго поласкаю рот водой и пытаюсь прийти в себя. Почти получается. Почти. Чертов Аверин, что ему опять от меня надо?
После уже неохотно бреду на танцпол, где дергается как одержимая Рита, пытаюсь нырнуть в ее настроение, но получается со скрипом, а потом я вдруг замираю, ощущая чьи-то руки у меня на талии. Оглядываюсь резко и тихо охаю. Вот же собака сутулая! И как нашел?
Психую и рвусь из ее хватки на зону, а сама вся захожусь от иррациональной эйфории. Да я спятила, не иначе! Он здесь, очевидно, явился испоганить мне вечер, а я только и делаю, что наливаюсь кипящей энергией. И вот уже и танцевать хочется, крутить бедрами под музыку, злить и раздражать сводного упыря и так до самой утренней зари, пока у него мозги не оплавятся от моего яда.
Но не успеваю я сесть на зону к Луке, что сосредоточенно ковыряется в телефоне, как Ян берет меня за руку и одергивает парня:
– Передай подруге, чтобы не теряла Ярославу. Мы уехали.
– Ок, – пьяно улыбается Зайцев и, кажется, вообще не понимает, что происходит.
– Ян! – протестующе попыталась высвободить ладонь из его хватки.
– Рот закрыла, – рыкнул, но не отпустил меня, а только поволок дальше на выход из этого чертового клуба. А там затолкал в тачку и стартанул в сторону нашей виллы.
– Ты совсем берега попутал? Верни меня в клуб! – заорала я как резанная.
А в ответ тишина…
– Сейчас же, Аверин! Ты вообще откуда такой смелый вылез? Сохранился, да? Ну так я тебе сейчас глаза повыцарапаю, коль так! Неандерталец хренов, тоже мне!
– Не беси меня, – припечатал меня грозным взглядом, но я только фыркнула и задрала ноги на приборную панель, – эти две малолетки уже обдолбанные в хлам. Хочешь кончить так же? А потом проснуться по утру под столом в луже чьей-то рвоты?
– Не делай вид, что тебе не плевать на то, где я засыпаюсь и просыпаюсь. Актер из тебя так себе!
А в груди все бурлит и пенится. Легкие – будто стекловата. Кровь – концентрированная серная кислота. А он как чертов айсберг и это бесит еще больше. Ничего не отвечает, только качает своей тупой башкой и все! Скотина!
Спустя всего двадцать минут мы поднимались к входной двери нашего временного дома, я попыталась вывернуться, но он жестко держал меня за плечо. Но у самой двери своей спальни я не вытерпела и зашипела ему прямо в лицо:
– Убери! Свои! Руки! От меня!
Тычок в грудь, и я влетела в комнату, а он за мной и дверь за собой захлопнул. Прет на меня, а я пячусь назад, пока не упираюсь ногами в кровать, а потом и вовсе не падаю на нее.
– Какого хрена, Яся? – и я чувствовала, что он пышет гневом, но только вот и я недалеко от него ушла.
– Котлета я, – огрызнулась и поджала губы.
– Да прекрати ты! – почти закричал он.
– Но ты так сказал! И не только это, – и голос мой вновь обиженно дрогнул.
– Послушай, – рассек он ладонью воздух, а потом ей же вцепился в свои волосы.
– О, избавь меня от этого, Аверин! Я наслушалась уже тебя, мне, пожалуй, довольно, – всхлипнула и задохнулась.
– Нам надо поговорить!
Я вскочила на ноги и со всей силы толкнула его ладонями в грудь, а потом мстительно затараторила:
– Убирайся отсюда! Не чета тебе, великому и распрекрасному, рядом с грязной котлетой находиться! Да и мне этого не надо. Слышишь? Я не ненавижу тебя! – и рыдание все-таки вырвалось из моей груди, – Ненавижу!
– Яся, – потянул он ко мне руки, но я только замахнулась и со всей дури всадила ему пощечину.
Бам! И ладонь заломило почти так же сильно, как и сердце в груди. И слезы катились по лицу неудержимым потоком.