— Что вам известно о ее местопребывании?
— После телефонного разговора с вами я полагала, что вы что-то знаете.
— Расскажите о субботнем вечере. Вы уверены, что Глория вернулась в Монреаль?
Ресницы ее обезоруживающе заморгали:
— Так она мне сказала.
Всех клиентов с моргающими ресницами я истребил бы под корень. Ты пашешь на них, стремишься совершить невозможное, а они делятся с тобой лишь тем, чем считают нужным. Пытаться выяснить у них что-либо все равно что искать серебряный доллар в темном подвале без свечи.
— Так она заявила вам, — сказал я, не скрывая раздражение, — но в действительности ее не было дома. А в дом сестры вы, между прочим, так и не зашли. Почему вы не соизволили заглянуть туда? Ведь это был бы вполне естественный поступок.
— Если вы не прекратите разговаривать со мной подобным образом, вам лучше уйти.
— Хватит увиливать. Скажите, почему вы не зашли к сестре.
— Потому что я ненавижу мужа сестры, — сердито ответила она.
— У вас есть основания для ненависти?
— Есть. У него слабость к девочкам из варьете. Они все нравятся ему, и я не исключение. Я не желаю оставаться с ним дома одна и отбиваться от его лапанья. У Глории и так хватает с ним хлопот. Бедняжка!
— Почему же тогда она вышла за него?
— Думала, что он богат.
— Она так любит деньги?
— Все женщины любят деньги. К тому же ей казалось, что она влюблена в него. Теперь она не подпускает его к себе. Женщины в нашей семье умеют быть стойкими. Имейте в виду.
— Верю, что умеют, — согласился я. — Если не считать человека по фамилии Малли.
— Она незнакома с ним. Впервые увидела его в субботу вечером.
— Вы, возможно, встретили его впервые, только не она. Она попросила вас отвлечь меня. Именно с этой целью вы срочно приехали из Нью-Йорка, не потрудившись навестить вашего сердечного друга миссис Люсьен. Вы были в курсе, какое задание я получил от Филипа Кордея. Все были в курсе, даже миссис Люсьен. Я до сих пор не могу разобраться, как наш секрет стал достоянием общественности. Вы не могли бы мне помочь?
Она холодно сказала:
— Я не зашла к миссис Люсьен, полагая, что она уже выехала в Нью-Йорк. Она собиралась туда в пятницу вечером, а я вылетела из Нью-Йорка только в субботу.
Поднявшись, она подошла к серванту, на котором стояла бутылка виски, и, выдвинув ящик, некоторое время что-то нащупывала в нем. Когда она снова обернулась ко мне, в ее руке был небольшой никелированный пистолет.
— Убирайтесь! — приказала она.
Я тоже поднялся. В эту ночь все почему-то размахивали оружием. Не исключено, что так действовала на людей жара. Я сказал:
— Детка, наверное, ты не совсем четко представляешь, в какой опасной игре принимаешь участие. Твою подружку Люсьен толкнули под автобус какие-то мерзавцы.
Ее палец лежал на спусковом крючке. Я сделал шаг ей навстречу, и палец напрягся. Я взял ее за запястье одной рукой, несильно сжал, а другой отобрал оружие. Коротко всхлипнув, она попыталась ударить меня кулаком.
Я ласково сказал:
— У твоей игрушки есть маленькая штучка, называемая предохранителем. В таком положении игрушка стрелять не будет.
Я переставил предохранитель и положил пистолет на сервант. Она могла легко дотянуться до него, но брать его снова не стала. Перейдя в противоположный конец гостиной, она села на диван. Я налил виски в два бокала и подсел к ней. Она недоуменно спросила:
— Толкнули? Как ее могли толкнуть, когда кругом были люди?
— Очень просто. Все обалдели от жары. На перекрестке сгрудилось с полсотни людей. Автобус проехал слишком близко от тротуара. Миссис Люсьен была не первой молодости и здоровьем не отличалась. Если кто-то собирался с ней расправиться, следовал за ней, лучший шанс трудно было представить. Легкий толчок — и проблемы больше нет!
— Но это только догадки. У вас есть доказательства?
— Пропала ее сумочка.
— Ее мог утащить мелкий воришка.
— Конечно, — согласился я, допивая виски. — Сколько стоила миссис Люсьен при жизни?
Не знаю, думаю, немало. Мне она дарила дорогие вещи. Хотела, наверное, подкупить меня, чтобы я бросила работу в ночном клубе. Предлагала даже переехать сюда и жить вместе с ней.
— По отношению к племяннику она была не столь великодушна.
— У нее были причины. Он воровал ее деньги, подписывал счета, которые ей приходилось оплачивать. Однажды ухитрился даже продать ее драгоценности. Больше всего на свете она страшилась скандалов, боялась, что ее семью будут полоскать в бульварных газетах, как грязное белье. Вот почему миссис Люсьен обрадовалась, когда Филип решил жениться на Глории. Надеялась, что он образумится. Но она ошиблась.