— Думаю, Свиридов никогда не оставит вас с Ксюшей в покое, если не будет осознавать, что вы под защитой кого-то другого. Он один из тех психопатов, что до конца будут преследовать жертву.
— И что, получается, вы решили, что единственная возможность помочь нам — это жениться на мне? Вам не кажется, что вы перегибаете палку?
— Не кажется. Думаешь, Аня, если даже получишь развод, то так легко скроешься от этого человека?
— А выйти замуж за вас — это означает скрыться?
— Это даст вам обеим такую возможность.
Смотрю на Торецкого, приоткрыв рот и хлопая ресницами, и просто поверить не могу, что он говорит серьезно.
— Зачем это нужно вам?! Я не понимаю!
— У меня личные причины.
— Это не ответ, Максим Константинович! Не ответ! Люди просто так не предлагают пожить в своем доме, не оплачивают услуги адвоката, не делают предложение выйти замуж! Так не бывает!
— В моём мире бывает. Так что используй ту возможность, которую я тебе предлагаю. Посуди сама, если у тебя будет мое имя, то ты и Ксюша всегда будете под защитой. У тебя появится время скрыться и замести следы, построить новую жизнь при желании. Или ты вообще сможешь не покидать город.
— А вы? Если вы решите жениться или… у вас просто появится женщина..
— За это можешь не волноваться, — Торецкий мрачно поджимает губы.
— Что это значит?
— Что я не собираюсь жениться. У меня нет на это времени.
— Время спасать нас у вас есть.
Чёрные глаза упираются в меня, норовя прожечь дыру во лбу.
Затем Тор вдруг поворачивается к Савелию.
— Заедем к Алисе и Асе.
— Понял, босс.
— Что за Алиса и Ася? Куда мы едем? И какое это имеет отношение к вашему странному предложению пожениться?
— Сейчас ты всё поймёшь. И это не странное предложение. Ты должна хорошенько всё обдумать, Аня. Мы заключим договор. Обсудим каждый пункт. Развод состоится только тогда, когда тебе и Ксении больше не будет требоваться защита.
— А если она нам до конца дней будет требоваться?
— Значит, не разведемся до конца дней.
У меня нет слов.
Не знаю, что случилось в жизни этого человека, но явно прошлое заставляет его мыслить неразумно и неадекватно.
Наверное, я должна сейчас снова начать спорить и что-то доказывать, но усталость вдруг бетонной плитой придавливает меня к сидению машины и заставляет замолчать.
Это всё какой-то сюр.
Нереально. Неправдоподобно.
Фонари мелькают за окнами автомобиля, пока мы едем куда-то, я даже не знаю куда. Мне просто хочется домой, к дочке, и чтобы проблемы разрешились сами по себе. Чтобы не нужно было прятаться, выходить за кого-то замуж и всю жизнь бояться, что и этого будет недостаточно.
— Где мы вообще? — спрашиваю у Торецкого, когда машина, наконец, тормозит.
— Идём, — отвечает мрачно и открывает дверь.
Как только выбираюсь из салона, холодок пробегает по позвоночнику, потому что становится понятно, что мы приехали на кладбище.
— Зачем мы здесь?
Сглатываю, обхватив плечи руками.
«Заедем к Алисе и Асе».
В памяти всплывает фотография у камина.
— Хочу кое-что показать и рассказать тебе, чтобы ты перестала дергаться на мой счёт.
— Это касается Алисы и Аси?
Тор молча проходит чуть вперед и шагает между могил вглубь кладбища между огромных надгробий и памятников.
— Кто они? Это та женщина с ребенком на фотографии у вас дома?
Снова нет ответа.
Мы просто молча идем. Я следую за Тором, пока он не останавливается у кованой оградки, за которой стоит два памятника. Один в форме маленького ангела. Фотографий здесь почему-то нет. Но на памятнике есть надпись:
«Любимой сестре и племяннице. Простите, что вас не защитил…»
Глава 32
Аня
— Помнишь, я сказал тебе, что, к сожалению, люди зачастую сами не хотят себя спасать?
Я сглатываю, остановившись чуть позади Тора. Он же встает прямо перед могилой и сует руки в карманы брюк.
— Я тогда только устроился в полицию. Опыта было мало, амбиций море. Алиса была младше меня. Наши родители рано умерли, и чтобы прокормить сестру, мне приходилось часто оставлять ее одну. Так она и связалась со своим хахалем. Я не доглядел.
— Вы же работали…
— От этого как-то легче не становится. Особенно когда осознаешь, чем это все закончилось.
Снова смотрю на два красивых памятника и с трудом проглатываю ком в горле, потому что примерно представляю, чем всё кончилось. Догадываюсь, во всяком случае.
— Она его обожала. Даже когда он бухой приползал домой — всё прощала. Жаловалась, конечно. Я просил ее вернуться домой и бросить его, но Алиса утверждала, что он исправится. Каждый раз, когда он бросал бухать хотя бы на неделю, она радостная звонила мне и утверждала, что теперь всё будет хорошо.