— Ненавижу, — поднимаю лицо на Цезара и перевожу взгляд на Маркуса, — наваляй ему!
— Да, наваляй мне, — Цезар разминает плечи и делает шаг.
У маркуса реальны проблемы, потому что он кидается на брата с занесенным кулаком, но на полпути прыгает на четыре лапы. Рычит, перетряхивается и бросается на хохотнувшего Цезара, который ловко уворачивается от его клыков.
— Я разочарован.
Маркус приземляется на лапы, оглядывается и фыркает, а после опять убегает легкой и непринужденной рысцой.
— Мерзавец! — цежу ему вслед сквозь зубы.
Притормаживает, оборачивается и машет хвостом.
— Ты мужик или как?
— Да, у меня тот же вопрос, братец, — Цезар презрительно хмыкает и скрещивает руки на груди. — Страдалец хренов.
После он шагает ко мне, под рык Маркуса подхватывает за подмышки и ставит на ноги. Я вяло отбиваюсь, а меня перекидывают через плечо:
— Сегодня ночью я эту милашку, — звонко шлепает меня по ягодице, — отымею. Во все щели.
— Урод, — слабо бью кулаками по пояснице.
— Можешь присоединиться, — небрежно говорит Цезар, и я ошеломленная его словами, издаю отчаянный клекот. — Но для этого тебе придется переступить порог моего дома в человеческом обличии, братец.
Маркус урчит нам вслед, а я всхлипываю:
— Я не хочу играть в ваши игры! Мне такое не нравится!
— Понравится, — мурлыкает Цезар и поглаживает по бедру. — Я тебе обещаю.
Глава 15. Моя Омега
— Лучше бы ты был волком! — взвизгиваю я, когда Цезар спускает меня на ноги в мрачном кабинете с мебелью из темного дерева и кожи. — Волк другой! Он милый, а ты… ты… и твой брат…
— Не держи в себе, — Цезар шагает к столу.
И как странно он выглядит посреди строгого и дорого антуража голым. Ему бы сейчас тут в костюме-тройке расхаживать, а не трясти хозяйством.
— Вы два бессовестных извращенца!
— Признайся, Соня, что тебя взбудоражила перспектива…
— Нет!
Перспектива оказаться игрушкой для близнецов меня напугала. Один Цезар чего стоит! Я его одного знать, как мужчину, не желаю.
— А это ты уже лукавишь, — выдвигает ящик стола и поднимает на меня взгляд, — я тоже не считаю правильным делить одну сучку на двоих, но мне надо брата вытащить, Соня.
— Ты мог просто не трахать его невесту!
— Тогда бы его на другом переклинило, — пожимает плечами. — У него проблемы с обращением всегда были. И что забавно, он ничем мне не уступает, однако его волк — с придурью. Его зверь… Даже не знаю, как тебе это объяснить, чтобы ты поняла.
— Я не хочу ничего понимать.
— Он хочет по лесу бегать, зайчиков ловить и в грязи валяться, — Цезар достает из ящика тонкий обруч из белого металла. — А остальное его не интересует. А невеста, которую я трахнул, не стала для него трагедией или причиной, чтобы отмудохать меня и занять мое место Альфы, что невероятно меня печалит. Он просто прыгнул в волка и побежал на радостях в лес за зайчиками.
— Ты хотел, чтобы Маркус забрал твой статус Альфы?
— Я был молод и глуп, — делает ко мне шаг. — В юности всегда терзают сомнения и велик соблазн бросить все и сбежать. Маркус это и сделал.
— Лучше бы и ты сбежал в лес… — сжимаю кулаки.
— У меня были другие планы.
— Какие? — в тихом любопытстве спрашиваю я.
— Стать свободным художником, — с издевкой отвечает Цезар.
Врет же. Какой из него художник? Я бы поверила в то, что юный Альфа пожелал оставить лес, например, ради карьеры в боях без правил. Я думаю, что Цезар отлично бы смотрелся на ринге со сломанным носом, окровавленной харей и заплывшим глазом.
— Какие у тебя странные фантазии, Соня, — неторопливо шагает ко мне. — Может, я в душе ранимый мальчик, который мечтает о мольберте и томных натурщицах?
— На ранимого мальчика ты не похож… Ты чудовище, — цежу сквозь зубы я. — Жестокое и бессердечное чудовище.
Цезар молча раскрывает тонкий обруч и ухмыляется. Это взгляд маньяка, который решил жертву напоследок помучить.
— Что это? — отступаю и вжимаюсь в дверь, с недоумением наблюдая, как Цезар проводит пальцем по внутренней стороне обруча, на котором остается кровь.
— Твое наказание, — улыбается. — Ты была плохой девочкой, и пришло время научить тебя покорности. Сама ты вряд ли придешь к осознанию, что от тебя тут ждут только послушания.
— Не надо…
Я не могу пошевелиться под пристальным взглядом Цезара, который опять взял под контроль мой разум. Вот я и побыла смелой и наглой пленницей, а меня предупреждали.