Мне кажется, что я умираю в сильном приступе истерии и конвульсий. Я чувствую, как экстаз Маркуса мягкими толчками заполняет меня, и захлебываюсь в хриплых стонах, не разрывая зрительного контакта с ухмыляющимся Цезаром. Он доволен мной? Ему нравится то, что он созерцает? Маркус наваливается на меня в последних волнах оргазма, и через пару секунд сползает с меня на пол, выпускаю волосы из яростной хватки.
— Это было громко, дико и…
— Заткнись.
— Я в своем доме и на своей территории.
Я не чувствую ни ног, ни рук. Лишь пульсирующую жаро и тянущей болью промежность. Под щекой — плотный ворс ковровой дорожки, а из полуоткрытого рта стекает слюна.
— И сколько ты не был с женщиной, Маркус?
— Отвали.
— В этом твоя проблема. Ты ни зверя не слышишь, ни мужчину в себе.
— Я вырву тебе глотку.
— Да ты сейчас встать не в силах. У тебя там яйца не лопнули?
Закрываю рот, тяжело сглатываю и медленно моргаю. В воспаленный разум проникают острые нити реальности. Между ног будто раскаленный шар поместили. У меня случился первый коитус. Грубый, яростный и животный.
— Соня, — насмешливый голос Цезара обжигает меня и я вздрагиваю. — Я же сказал, тебе понравится.
Приподнимаюсь на локтях и с присвистом выдыхаю, глядя на Цезара, который отталкивается от косяка плечом и делает неторопливый и ленивый шаг ко мне.
— И не слушай ты этого болвана. Бороться? Он сам этого не умеет.
— А уже и смысла нет бороться, — тихо отзываюсь я.
— Верно мыслишь, Соня.
— Сними с нее этот чертов ошейник, — глухо порыкивает Маркус.
— Сам сними, — смеется в ответ Цезар. — Это вполне может быть тебе по силам. В тебе та же кровь, что и в моих жилах.
Перевожу взгляд на Маркуса, который накрывает лицо рукой:
— Почему тебе не оставить меня в покое?
— Это ты, сука, никак не оставишь меня в покое! Рыскаешь тут! Сидишь в кустах и смотришь. Смотришь! Смотришь и смотришь! — повышает голос Цезар. — Не будь ты мне братом, я бы тебе давно глотку вырвал.
— Да я будто в курсе, чего я рыскаю тут! — рявкает Цезар и вскакивает на ноги. — Это ты у волка спроси!
— А он не говорит, знаешь ли! Это просто тупая зверина! И вот ее притащил, — вскидывает в мою сторону руку, — и вы начали срастаться!
— Утащи ее обратно!
— Эта сучка теперь моя Омега, — Цезар скалится на Маркуса. — Будет тут в ошейнике ходить до самой смерти. Ты меня понял? Жалко девочку, возмущен братом-мудаком? Вперед! Сам снимай ошейник! Твоя кровь ее освободит, если ты, урод бесполезный, научишься хотя бы контролировать свою ипостась! Я в курсе, Маркуша, что ты сейчас изо всех сил пытаешься обратиться, — ласково воркует Цезар и в гневе ревет, — но у тебя опять нихрена не выходит! Сраный слабак!
Цезар явно провоцирует брата на агрессию. Его негодование и презрение ненастоящее, наигранное и фальшивое.
— А ну, пошла в комнату, — Цезар обращает на меня злобный взгляд, уловив мои мысли. — И готовь свой рот для усердной работы.
Глава 18. Снимай ошейник!
— У тебя получится, — шепчет милая Соня, игнорируя мой приказ.
Да, это именно она. Подстраивается под Маркуса, задевает его струны нестабильной души и вытягивает желание начистить мне рожу. Прелесть, а не девочка. Мне самому тяжело держать себя в руках и играть в порочную игру. Ее запах, голос сводит с ума, и я хочу затащить ее в спальню и не выпускать, пока не рухну без сил.
Маркус бегло смотрит на Соню, и та улыбается, а я делаю еще один шаг. Все же я ее утащу к себе и покажу кто тут ее Альфа.
— Непослушных девочек наказывают, Соня…
— Моя, — урчит Маркус.
Хруст костей, треск мышц, и он кидается на меня с разинутой пастью и когтями. Это случилось. Две его части слились воедино в стремлении оспорить сладкую и слабую Омегу. Я едва успеваю увернуться от когтей Маркуса.
— Моя!
— Нет, Маркуша, моя! — с хохотом обрастаю шерстью и кидаюсь на брата.
Отскакивает и вновь бросается на меня. Соня молча отползает к стене, круглыми глазами наблюдая, как мы с рыком и ревом наносим удары и глубокие раны. Кровь окрашивает шерсть в багровые пятна. То я валю Маркуса на пол, то он меня, и мы не замечаем, как в борьбе за испуганную Омегу, оказываемся у лестницы.
Кубарем вниз. Клыки рвут плоть, рык сотрясает стены, и я швыряю Маркуса к входной двери, в которую он меня выталкивает через секунду. Опять ступени, за которые Маркус успевает прыгнуть в волчью и человечью шкуру и вновь обратиться в монстра, которого он годами избегал.