— Убью… Разорву… — из него рыком рвется ненависть и злоба.
Валит на траву, сжимает пальцы на шее и в неконтролируемой ярости душит меня, вглядываясь в глаза. Да, Маркуша. Сделай это. Возможно, тогда ты поймешь меня и осознаешь, что тебе повезло, когда отец увидел во мне наследника.
— Нет! — Соня с визгом накидывается на Маркуса и колотит его слабыми кулаками. — Тупица! Он этого и хочет! Нет!
Она должна была забиться в угол и ждать, сотрясаясь в ознобе ужаса, а вместо этого… Вместо этого раскрывает свой хорошенький ротик и вгрызается в ухо Маркуса, чья хватка слабеет. Он отталкивает несдержанно Соню, которая валится на траву и выплевывает клочки белой шерсти. Тут уже я не могу сдержать в себе зверя, который возмущен агрессией Маркуса к моей Омеге.
Когтями по его тупой харе. Фыркаю от брызг крови и отшвыриваю его от себя к испуганно воскликнувший Соне.
— В дом! — рычу ей, а она щурится. — В дом пошла!
Давит в себе зачаток зверя, упрямая стерва.
— Не люблю драки… — шепчет он, а по губам стекает струйка крови. — Не люблю злых собак…
— Мы не собаки, — урчу в ответ, а она обиженно трет нос, размазывая кровь.
— Хочу пушистиков обратно.
— Иди в дом.
— Хочу пушистиков, — упрямо повторяет. — Пушистики милые, а вы… вы… злобные и противные твари!
И сама пугается своих слов, ведь на мгновение выныривает слабая Омега, которая всего боится. Хлопает ресницами, всхлипывает, а после зубки скалит:
— Ты облажался.
— Соня…
— Та похотливая тварь внутри меня двоих хочет. Понял? — дышит тяжело и прерывисто. — Я не против, чтобы вы друг другу глотки перегрызли и оба подохли, но… — зрачки расширяются, и она переходит на томный шепот. — Мальчики, не деритесь.
— Какие мы тебе мальчики?! — цежу я сквозь зубы.
— Это ты у нее спрашивай! — Соня истерично взвизгивает. — Говнюк! Сволочь! Мерзавец, — а затем постанывает. — Прости, мой Альфа…
— А ну иди сюда, — Маркус поддается в ее сторону и пытается раскрыть тонкий обруч, но ничего не выходит. — Давай, ну же…
И получает по харе пощечиной.
— Ненавижу!
— За что?
— А ты как думаешь?! — зло всматривается в глаза, а после вешается на его шею, прижавшись всем хрупким телом. — Такой большой и такой злой…
— Сними с нее ошейник, — Маркус в ярости зыркает на меня. — Освободи ее.
— Соня, — медленно выдыхаю. — Иди сюда.
Отстраняется от Маркуса и на четвереньках подползает ко мне. Возможно, она среагировала на мою злость? Омеги не злятся, но эта эмоция знакома человеку, от которого Соню за несколько часов не избавить.
Касаюсь пальцами тонкой полоски металла. Едва заметно вибрирует, но не поддается.
— Снимай! — рявкает Маркус. — Не тяни резину!
Глава 19. Прости?!
— Не выходит? — тихо спрашиваю я, а у самой между ног дико свербит.
Да к черту этот ошейник. Я жажду Цезара. До глухого клекота в груди. Только я хочу поцеловать его, как Маркус поддается в нашу сторону и пробегает пальцами по ошейнику, который отзывается теплой и приветливой вибрацией.
— Может, — выдыхаю я в лихорадке возбуждения, — меня вдвоем…
Нет сил терпеть этот зуд между ног. Накидываюсь на Цезара с рыком, впиваюсь в его губы и валю на спину. Он недовольно урчит, предпринимает слабые попытки меня спихнуть, но он тоже на грани. Игнорирую ноющую боль. Обхватываю пальцами его твердый член, направляю и с диким стоном насаживаюсь на охнувшего Цезара.
— Плохая девочка, — глухой рык рвет пелену моей отчаянной истерики.
— Надо с нее снять ошейник! — шипит Маркус.
Затыкаю рот Цезара, который хочет что-то рыкнуть в ответ, и на меня сверху накидывается Маркус. Пытается оттащить, но его утягивает на дно мое возмущенное мычание.
— Нет… нет… — клокочет он, а сам пробегает пальцами между ягодиц, размазывая вязкие соки, которыми я истекаю. — Я должен…
Скользящий и уверенный толчок, что плавит внутренности раскаленным копьем. Я вскрикиваю, но через мгновение меня закручивает в водоворот стонов, рыка и несдержанных рывков. С двух сторон меня давят, целуют, кусают и долбят глубокими грубыми фрикциями.
Боль сплетается с черным удовольствием, что пронизывает мою утробу густым ядом. Моя личность стерта, и между двумя мужчинами беснуется течная сука, которая не знает, что такое стыд. Я кричу, выгибаюсь в спине и со стонами ныряю в бурлящий омут экстаза. Он рвет меня на части спазмами, судорогами и визгами. Небо обрушивается на меня рыком Маркуса и Цезара, которые распирают меня мягкими пульсирующими выстрелами, что растворяются в темных глубинах моего тела.