Падаю на грудь Цезара. Болезненно всхлипываю, когда Маркус со стоном выскальзывает из меня и валится на траву. Кольцо мышц вздрагивает и медленно смыкается со слабой вспышкой тянущего дискомфорта.
— Зверь бы не пошел на такое… — шепчет Маркус.
— Да харе ныть, — тяжело вздыхает Цезар, а его сердце гулко бьется в груди. — Раз твой зверь не увел тебя в лес в очередной истерике, то, — обнимает меня и аккуратно укладывает на траву, — то твое нытье — ложь. Тебе понравилось. Да? — заглядывает в мои глаза. — И тебе, Соня.
Возбуждение тает, вспышки удовольствия затихают, и проступаю пятна боли и жестокой реальности. Сознание проясняется. Сглатываю и отползаю от Цезара, который в ответ недобро щурится.
— Нет… — шепчу я, а между ног тянет липкой болью. — Нет…
— Прости, — тихо отзывается Маркус.
— Прости? — перевожу на него обескураженный взгляд и повторяю. — Прости?
— С Омегами всегда так, — Цезар садится и ухмыляется. — Очень тяжело сопротивляться их желанию, а они, в свою очередь, не могут противостоять Альфе… Это порочный круг, Соня.
Касаюсь опухшей и горячей промежности и в ужасе рассматриваю пальцы в вязкой, мутной смазке и белесой спермы с вкраплениями крови. Перевожу взгляд на двух братьев и медленно моргаю. Да я бы в жизни с двумя, да на траве… Да еще и не по любви и на грани насилия…
— Не было насилия, — Цезар сердито хмурится.
— Ты мне будешь тут заливать, что не было насилия? — зло шепчу я. — Ты меня похитил, за волосы сюда притащил, ошейник надел и превратил в… в… Кого?! — взвизгиваю я. — В кого?!
— Омегу, — едва слышно отзывается Маркус. — Соня… Мы тоже заложники ситуации… Цезар всегда был идиотом… Вспыльчивым и никогда не думает о последствиях.
— А ты думаешь? — меня трясет в панике.
— Нет.
Меня внезапно охватывает ярость, которая вылетает отчаянным и оглушительным криком. На волю рвется оскорбленный и униженный человек, который отказывается быть омегой или рабыней. Никто не имеет права меня лишать свободы, чтобы превратить меня в куклу для утех. Я так не хочу, мне так не нравится!
— Соня! — рявкает Цезар.
— Пошел ты! — вскакиваю на ноги, и меня немного ведет в сторону. — Урод! И ты тоже! — вскидываю руку на Маркуса. — Два подонка!
— Соня, — Маркус буравит меня темным взглядом, в котором я замечаю тень возбуждения. — Тише.
Они опять готовы к подвигам под ночным небом, и из моего нутра тоже поднимается теплая волна возбуждения.
— Нет!
Я опять срываюсь на крик, отказываясь от гадкой суки, что засела во мне. И она в восторге от ошейника на шее. Она срослась с ним, и она принадлежит не только Цезару, но и Маркусу, ведь в их жилах кипит одна и та же порочная и грязная кровь.
— Заткнись!
Ошейник вибрирует и разъедает кожу огнем. По черепу ползут трещины боли, а я все никак не замолкну, исторгая крики. Обруч стягивает шею, режет ее, перекрывает кислород.
— Вот сука! — Цезар подрывается с места. — Да ты себя так убьешь!
Подскакивает ко мне, и раздается щелчок. Моя голова будто раскалывается надвое, и мир потухает.
— Соня! — рев Цезара сотрясает мрак, и воцаряется черная тишина.
Глава 20. Угрозы
— Открой рот, Соня, — подношу ложку с перетертым в паштет олениной.
Размыкает губы. Глаза пустые, лицо бледное и походит на маску. Соня скрылась от меня, нырнула в те темные глубины подсознания, куда я не могу заглянуть, и за собой утянула слабую тень зверя.
— Вот тебе кукла, как ты и хотел, да? — говорит Маркус, откинувшись на спинку стула.
— А тебе не надо в лес? — вытираю салфеткой уголки губ Сони.
— С тобой всегда так, — Маркус щурится.
— Лучше бы ты бегал в лесу.
На шее Сони красуется тонкий шрам. Ошейник раскололся, а она сама потеряла сознание, а когда глаза открыла и очнулась… нет. Она не очнулась. Проснулось лишь тело.
— Это не жизнь, — Маркус окидывает тоскливым взглядом Соню. — А существование, Цез. Ты должен…
— Не нервируй меня.
— Освободи ее.
— Ошейника больше нет.
— Ты прекрасно понял, о чем я.
— Я понял, что ты чертов нытик, Марк, — перевожу на него злой взгляд. — И я повторяю тебе в последний раз, я не буду лишать ее жизни.
— Это не жизнь! — бьет по столу кулаком. — Она уже и так мертва!
— Не слушай этого идиота, — подношу стакан с водой к полуоткрытым губам, — пей, Соня.
Делает несколько глотков. По подбородку стекает ручеек воды, и я промакиваю его салфеткой.