Марина усмехнулась.
- Я лично выпью, у Санька самогон действительно отменный.
Алена прогнусавила уже совсем пьяно.
- Мне всегда хотелось чистого деревенского самогона! Молодой человек, вы - находка!
Санек загордился.
Уж конечно, он лучше, чем вся эта городская муть.
Наташа подумала, что пить самогон ни за что не будет и вообще надо двигаться к дому, потому что совсем неизвестно, - проводит ли Шурик, он явно загорелся выпить этой дряни.
Новый парень ей не понравился: деревня. о как уйти? Очень ей захотелось домой, - чужими показались все эти люди.
Санек был в центре внимания.
Алена попыталась его даже поцеловать, но Хачик резко одернул её.
Марина Санька представила.
- Племянник моей Пелагеи Власьевны, посещает нас, молодец. Деревенских гостинцев всегда привозит. А живет недалеко, Волоколамск. Дом, усадьба, земли двадцать пять соток, растет все, как в Африке. Вы думаете, эти грибы из магазина? Ничуть. Санек привозит. Отварила и забросила в морозилку, целый год ем в любом виде. Санек у нас богач и умница.
Так представила Марина своего родного брата, который как-то не обращал внимания на то, что она говорит.
Он почти трезвыми (за дорогу выпил, конечно, - два часа езды!)глазами оглядывал компанию.
... Какая-то здоровая мымра, вся изукрашенная, с ней, видно, толстяк, еврей или кто еще. Мымра совсем пьяная. Еще какой-то хмырь, фраер, сразу видно, тощий, длинный, и духами обдушился, как баба - не мужик. И ещё одна девчонка, совсем другая, не из этой шары: беленькая, нежненькая, вот только тощевата, но это ничего, - тело нагулять можно быстро. Он подумал об этой девчушке уже как о своей... А чего? Он что, хуже этих двух фраеров? Санек себе цену знал: за ним девки с фермы табуном бегали, - Сань да Сань, но никто особо не нравился, разве только Танюшка дядьки Ефрема, так ей всего четырнадцать. Но как-то он с ней вечерок погулял и под самогон спросил: ждать из армии будешь? И она сказала чисто так и откровенно: буду. Вроде бы у него невеста есть...
По новой соорудили стол, снова сели.
Санек оказался напротив беленькой, рядом с ней - длинный, а Санек подумал-то, что он, - Маринкин.
Всем торжественно разлили самогон.
Наташе тоже.
Налил Шурик.
Она прошептала, что не станет это пить, и он пообещал ей разбавить до минимума малиновым соком. И унес рюмку.
А там на кухне, тоже уже не в себе, взял и долил в рюмку "Ка - берне", видно, оставленного Мариной про запас. Попробовал - гадость страшенная, хуже, чем чистый. Подумал и сыпанул туда сахарного песка.
Шурик шепнул Наташе, что она должна выпить все сразу, а то получится, что она выпендривается. А он ей все разбавил, - просто сок с сухим смешал.
Зачем Шурик спаивал Наташу, он и сам не знал. Привык, что девушки с ним всегда напивались и тогда становилось все просто и доступно.
Итак, все выпили.
И подняли визг: визжали Алена и Наташа.
Алена - потому что была в восторге и пьяна, Наташа, потому что не ожидала, что "сок" так обожжет горло и сразу ударит в голову.
Марина выпила молча, достойно.
Хачик с уважением посмотрел на неё и обратившись к Саньку, уважительно сказал: действительно, чистый, как слеза ребенка.
Санек даже покраснел от похвалы.
Налили по второй.
Наташа забормотала, что не будет, что Шурик её обманул, налил ей какой-то дряни, пусть сделает, как обещал: чуть-чуть самогона, а остальное - сок, она попробует.
Выпили по второй. И тут началось!
Алена вопила, что ей нужен Шурик, что он вылитый Ален Делон, которого она обожает...
В полной ярости Хачик схватил её под мышки и уволок из картиры.
Наташа, обезумев, признавалась Шурику в любви.
Марина помрачнела и ушла на кухню.
Санек ухахатывался над компанией: так нажраться с двух-трех рюмок самогона! У них в Супонево мужики по бутылке на брата и ничего, вот когда вторую, - тогда быть и поножовщине!
Шурик слушал Наташины признания, которые становились все непонятней и под их журчание уснул, сидя на стуле, свесив свою уже не очень красивую голову набок.
А Наташа, среди самого сложного любовного пассажа, почувствовала, что помирает. Не фигурально, а по-настоящему: куда-то уходило сердце, волчком кружилась голова и весь белый свет, к горлу подступала такая тяжелая тошнота, которая, казалось, задушит её.
Она застонала.
Шурик, естественно, не услышал, а Санек спросил.
- Ты че?
Ответить она не могла, и снова жалобно застонала.
Ей хотелось пить, пить, пить, но сказать она не могла.
Санек дело знал.
Пошел, налил воды из-под крана. В кухне базарили Маринка с бабкой. Он им сказал еще.
Да бросьте вы базарить, чего вам не хватает.
Маринка безумно посмотрела на него (тоже нажралась!).
- Ты мне Шурика пошли, слышишь?
Бабка заворчала.
- Проститутка, новый пришел, - ей подавай. Да уйду я, уйду. - И потихоньку побрела в холл.
- Наташке твоей худо...
А-а, - не поняла, видимо, Марина. - Давай сюда Шурика, быстро!
Санек с водой ушел.
Наташа уже сползла с кресла и мучительно, со стонами, пыталась выблевать тяжелый ком, застрявший у неё где-то в груди, горле, легких, она не знала где, но чувствовала, что ей ничто уже не поможет.
Сознание еле теплилось.
Санек дал ей воды, которую она всю пролила, так как и не видела стакан толком и удержать не могла.
И он вдруг понял, что с Наташей совсем плохо. Она стонала и дергалась.
... Тьфу ты, что делать-то?
Санек решил оттащить её в ванную, а там - под холодную воду.
Парень он был здоровый, взял на плечо обвисшую Наташу, которая тут же, от состояния головой вниз, наконец-то выблевала ком. Санек только матернулся, увидев, во что превратилась его рубашка.
Он наклонив Наташуе над ванной, пустил душ.
И тут Наташу прорвало. Ее рвало так, как никогда, даже во время дизентерии.
Санек был доволен: сейчас у неё все выйдет, и она будет как новенькая.
Наташа вдруг забормотала.
- Шурик, миленький, ты такой хороший, такой...
Коротенькое её сиреневое легкое платьице задралось и стали видны тоненькие сиреневые трусики с кружавчиками.
Саньково мужское естество восстало.
Тем более, что он и не подумал, что она обращается не к нему!