— Ему очень хочется дружить со мной, — сказала Гардения.
— Тогда будь с ним любезна, — неожиданно согласилась герцогиня. — Вот что тебе надо делать. Он приглашал тебя покататься по парку, так? Прекрасно, можешь поехать, но с вами должен быть кто-то еще. Не обязательно женщина, сойдет и мужчина, например лорд Харткорт.
Мрачное лицо герцогини внезапно прояснилось. Она улыбнулась, и возникло впечатление, что она собой довольна.
— Это тебе нравится, глупышка? — спросила она. — Иди и напиши господину Каннингэму любезное письмо. Скажи, что я передумала и что ты можешь поехать с ним покататься, если он будет не один. Я бы не стала предлагать, чтобы в первый раз вас обязательно сопровождал лорд Харткорт. Давай посмотрим, кого возьмет с собой господин Каннингэм. Есть у меня подозрение, что это будет именно его кузен.
Гардения собралась было сказать, что она не хочет, чтобы лорд Харткорт ехал с ними после того, как вчера вечером он столь грубо обошелся с ней. Но она вовремя сообразила, что это рассердит тетушку. Тетя Лили станет с большим пристрастием выяснять, что сказал лорд Харткорт, а Гардения понимала, что не сможет всего точно вспомнить и тем более объяснить. В голове все перепуталось, и ей больше не хотелось об этом говорить. От смущения ее бросило в жар. Более того, этот разговор заставил ее вновь пережить те ощущения, которые она испытала, когда лорд Харткорт бросил ее одну на балконе.
— А теперь иди и напиши письмо, — сказала герцогиня. — Я отправлю его в посольство.
— Хорошо, тетя Лили, — покорно согласилась Гардения.
Она направилась в кабинет, достала из бювара лист бумаги, украшенный монограммой и изобиловавший завитушками, и уложила его на пюпитр. Потом она села и задумалась.
Что-то было неправильно. В Англии любая девушка ее возраста вела бы себя совсем иначе, она не писала бы мужчине и не просила бы его о приглашении, даже если бы она ему сначала и отказала. Гардения была уверена, что мама ее не одобрила бы. Она была убеждена в этом, как и в том, что мама не одобрила бы прием в субботу вечером, не одобрила бы барона, шумных женщин за обедом и всех, с кем тетушка разговаривала сегодня в парке, когда они выехали покататься.
Они остановили машину под каштанами, и тут же их обступили со всех сторон. Все хотели с ними поболтать. Мужчины были довольно известны, в этом не было никакого сомнения. Но в том, как они разговаривали с тетей Лили, было слишком много фамильярности, а когда представили Гардению, она почувствовала, что та манера, с которой они рассматривали ее, оскорбительна. У нее было ощущение, что они раздевали ее глазами. Что же не так? Почему же все так отличается от того, чего она ожидала?
Дом прекрасен, мебель изумительна, все сделано с исключительным вкусом, она испытывала благоговейный трепет, когда смотрела на все это великолепие. Но появляющиеся у тети Лили дамы в сверкающих платьях и с дешевыми безвкусными украшениями были абсолютно чужими. Наверное, не все француженки таковы? Возможно, тетя Лили познакомилась не с теми, но она же герцогиня, и в ее дом должны стекаться представители самого высшего общества?
— Я не понимаю, ничего не понимаю, — шептала Гардения. — Письмо господину Каннингэму — что я могу ему сказать? А что бы мама посоветовала сказать ему?
Гардения вздохнула. Слишком сложно. Мама умерла, а тетя Лили жива и прекрасно себя чувствует.
Медленно она начала писать:
«Дорогой господин Каннингэм, тетушка сказала мне, что я могу ответить на ваше любезное приглашение покататься в Булонском лесу. Она попросила меня сказать, что мне нельзя ехать одной и что если вас будет сопровождать ваш друг, она с радостью даст свое согласие.
Искренне ваша, Гардения Уидон».
Гардения несколько раз перечитала письмо. Ей хотелось бы сделать его более сдержанным и более формальным, но она чувствовала, что лучше у нее не получится. Наконец она опустила письмо в конверт и написала адрес. Она уже подходила к неплотно прикрытой двери, ведущей в гостиную, как вдруг поняла, что тетушка не одна. Она услышала низкий картавый голос барона и решила, что уже, должно быть, пять часов.
— О, Генрих, — говорила тетушка. — Я так рада видеть тебя. У меня такой тяжелый день.
— Ну, если ты рада видеть меня, тогда чего же мы ждем? — поинтересовался барон.
Герцогиня засмеялась. Смех ее звучал молодо, весело и даже взволнованно. Гардения услышала, что они вышли из комнаты и стали подниматься по лестнице. Она задумалась над тем, что же имела в виду ее тетушка. «Тяжелый день!» Тяжелый, потому что ей пришлось возиться с племянницей. Тяжелый, потому что та задавала много вопросов. Опять Гардению охватил ужас от сознания того, что она совершает ошибку, но она никак не может понять, где же именно.