— Чем еще они могут быть?
Он протяжно вздохнул, почти застонав.
— Это могут быть лагеря призраков железной дороги.
Я обдумала это. Если костры были для еды, разведенные мертвецами, продолжающими действия, не понимающими, что они мертвы, то они оставались на землях мертвых долгие годы, их сорок девять дней давно прошли.
— Нужно что-то сделать, — сказала я. — Нужно их спасти.
Отец повернулся ко мне. Он помрачнел, выглядел как яростный призрак в темном углу.
— Что за глупости? Что мы можем для них сделать? Если я прав, то эти потерявшиеся души повторяют действия живых, лишенные средств или возможности пересечь Врата призраков. Что я могу сделать, Ли-лин? Прогнать их туда по одному?
— Разве старания не стоят спасения души человека?
Он фыркнул и отвернулся, сжимая и разжимая напряженно ладони.
— Соединить дух каждого мужчины и его труп, скорее всего, похороненный без отметок, узнать имя каждого и детали рождения, если он помнит их спустя десятки лет на этих землях. То, о чем ты говоришь, потребует работы всю жизнь от дюжины даоши, каждый день, много лет. И кто за это заплатит?
Я закрыла глаза, потому что не хотела и дальше смотреть на одинокие костры.
— Я понимаю тебя, — сказала я.
Мы молчали какое-то время, думая о мертвых. Чтобы построить рельсы, проходы пробивали в горах взрывами. Китайцев из-за худых тел и без защиты закона порой привязывали и опускали в темную трещину с динамитом в руках. Опасный процесс породил английскую фразу «a Chinaman’s chance» — ничтожный шанс.
Наконец, мой отец заговорил снова:
— Давай проясним, Ли-лин. Я расстроен, что не могу помочь этим людям. Они — моя ответственность, потому что я в этом регионе обладаю наибольшей властью при проведении людей между жизнью и загробной жизнью.
Я слушала его, еще миг обдумывала, что именно он имел в виду.
— Ты надеешься, что будет новый Туди Гон, объявленный в этом районе.
— Конечно, — сказал он. — Земной бог сможет созвать больше помощи Небес. Он сможет нанять гонцов из Ада, чтобы они разошлись по этим землям, собрали заблудшие души. А потом он сможет уговорить судей Короля Ада, чтобы стражи врат Ада открыли их и впустили сотни людей без документов.
Я кивнула.
— Милостивый Туди Гон сможет достичь больше за месяц, чем мы за всю жизнь.
Он посмотрел на меня и отвел взгляд, бормоча, тени из окна двигались по его лицу.
— Тогда ты понимаешь мою проблему. Туди Гон может совершить много хорошего, но все происходящее скрытное и подозрительное. Почему ритуал проводят в тайне? И почему этот Призрачный магистрат, Кан Чжуан, не мог просто связаться со мной? То, что он устроил тут ямен, без моих знаний, кажется подозрительным. Я не понимаю такой подход.
— Призрачный магистрат, — сказала я, — еще и плохо обращается с женщинами.
— Не важно, — сказал мой отец. — Справедливость мужчины не измеряется тем, как он ведет хозяйство.
— Да? А как по мне мужчина, который обходится с маленькой невестой так, что она предпочитает сбежать под риском охоты полиции Ады, чем жить под его правлением, тот, чье правление принесет нам несчастья.
Отец резко вдохнул.
— Ты знаешь, как много великих правителей принесли процветание своим землям, пока держали женщин в железной хватке?
— Может, они не были такими великими, как мы верили, — сказала я.
— Не глупи, Ли-лин, — сказал отец. — Если правитель приносит мир и богатство подданным, тогда то, как он обходится с женщинами, не важно.
— Ты считаешь женщин не важными.
Он пронзил меня взглядами.
— Ты так думаешь, Ли-лин?
— Ты предпочел бы сына, а не дочь.
Он отклонился, глядя в окно, и вздохнул.
— Ты меня не понимаешь, Ли-лин. Ты не понимаешь свою культуру. Ты не знаешь, почему многие китайские родители предпочитают сыновей?
— Догадываюсь. Это связано с энергией инь, нашей физической слабостью и писком женского голоса.
Он фыркнул.
— Нет, Ли-лин. Ты помнишь здания, которые мы видели, когда двигались к дельте Жемчужной реки?
— Большие прямоугольники со дворами в центре, — сказала я.
— Семьи там живут в больших комплексах, как огромные дома на холме Ноб. Но те поместья в Сан-Франциско вмещают шесть или семь человек, а дом с двором в Китае может уместить сотню.
— Сотню?
— Так меня растили, Ли-лин. Вокруг меня были братья, сестры, другая родня. Мои родители жили с нами, но и отец моего отца, его отец, некоторые дяди и их жены. Четыре поколения Сяней вместе. И мне это нравилось, когда я был мальчиком, все дети были готовы поиграть или поговорить. Мне никогда не было одиноко, и каждый прием пищи был шумным счастьем.