Он проговорил это с такой жестокостью, что из моих глаз брызнули слезы. Я тотчас развернулась и бросилась бежать прочь, а вдогонку мне послышался отвратительный смех, причем смеялся не только Уильям, но и кузина тоже.
В тот же вечер я впервые стала внимательно рассматривать свое лицо. Да, не красавица, но вроде бы и не урод. Или все-таки я чего-то не замечаю? Может, я только в своих глазах нормальная, а другие видят во мне что-то отталкивающее? И чем больше я себя разглядывала, тем больше начинала находить недостатков. Блеклые глаза, вообще не женственный нос, кривые губы, даже мелкие усики над верхней губой! Ужас какой-то! И в кого я такая? Мама, да и папа вроде бы были в молодости хороши. Джош, младший брат – красавчик! Старшие братья – тоже ничего. А я… Почему это случилось именно со мной???
Я резко вынырнула из горьких воспоминаний и поняла, что Аннабель давно зовет меня.
- Мирри! Мирри! Что с тобой?
Я подняла на нее рассеянное лицо.
- Что? – пробормотала я, а только потом заметила, что выронила вилку, безнадежно испачкав скатерть томатной подливкой.
- Какой ужас! – вырвалось у меня, и я вскочила на ноги. Невольно повернув испуганное лицо к Филиппу, я подсознательно ожидала его гнева. Но он взирал на меня так растеряно, что заставил растеряться и меня. Мы несколько мгновений смотрели друг на друга, пока, наконец, он не спохватился и не позвал служанку.
- Ингрид! – сказал он прибежавшей молодой женщине, - Сейчас же замените скатерть!
Та тут же умчалась, а я почувствовала себя пропавшей окончательно. Опозориться ТАК мне еще не удавалось ни разу. Если я не могу иметь нормальную внешность, то должна хотя бы вести себя, как леди, а не как… неуклюжая крестьянка…
Рядом засуетились слуги быстро поднимая блюда и застилая новую белую скатерть, а я так и осталась стоять около стола, просто не зная, куда себя деть.
- Простите, - пробормотала я, не смея смотреть никому в лицо. – Я обязательно все исправлю и возмещу вам убытки…
- Ну что вы! – вдруг послышался взволнованный возглас Филиппа, - Мирри, не стоит!
- Меня зовут Мэрилин, - вдруг зачем-то проговорила я и тут же испугалась своей дерзости. Зачем вдруг мне понадобилось поправлять его? Я только что испортила его имущество, и мне нужно быть кроткой и смиренной, а я…
От страха я быстро бросила на Филиппа взгляд. Он был смущен моим замечанием, и это стало для меня последней каплей.
- Я… я… ох, простите! – воскликнула я и бросилась на улицу.
Почему я понеслась именно туда, я не знала. Просто так вышло. По моим щекам стекали слезы. Вот дура несусветная! Да что с тобой творится в последнее время?!! Это я кричала сама себе...
Прикоснуться к тебе и... убежать!
...Сбежав с парадных ступенек, я завернула в сад и пробежалась еще немного вглубь него. Потом я остановилась, чтобы немного отдышаться. Какой позор! Ну почему рядом с Филиппом я все время показываю свои наихудшие черты?
Побродив несколько минут, я приняла решение: завтра возвращаюсь домой! Больше не могу! Надеюсь, я уеду отсюда до того, как увижу Филиппа еще хотя бы один раз…
Но скатерть… Я не могу и не должна оставлять все так, как есть. Мне нужно нести ответственность за свои поступки.
Развернувшись, я отправилась искать прачечную.
Как я предполагала, она находилась на заднем дворе. Прачка – крупная полная женщина с нахмуренным лицом, встретила меня почему-то не очень дружелюбно.
- Извините, - пробормотала я, - я должна постирать скатерть, которую случайно замарала во время завтрака. Не могли бы вы мне ее дать?
Прачка посмотрела на меня так свирепо, будто я собралась отнять у нее кусок хлеба прямо изо рта, но отказывать не стала. Она указала на тазик с мыльной водой, в которой уже лежала испорченная мною вещь. Мне было неловко, что я теперь и ей доставила беспокойство, поэтому я еще раз извинилась и начала стирать.
Пятно поддавалось с трудом. Я, наверное, полчаса терла эту ткань, и уже начала чувствовать, что на моих пальцах образовались раны. Но я не остановилась, и продолжила бороться с пятном, превозмогая эту боль. Наконец, скатерть посветлела, и я прополоскала ее в чистой воде, после чего развесила на заднем дворе.
По моей шее стекали капельки пота, когда я возвращалась в дом. Я так устала, что даже чувство стыда в моей душе притупилось. К счастью, в гостиной больше никого не было, и я беспрепятственно поднялась к себе в комнату.
Решение уехать из этого дома придало мне сил, но чувство вины перед Аннабель начало все сильнее терзать мою совесть. Вскоре в комнату вбежали малыши, зовя меня погулять с ними в саду. Я не противилась, только прежде умылась холодной водой и поправила прическу.