Она перестала вырываться и просто уткнулась лицом в складки одежды на моей груди, продолжая судорожно всхлипывать. Я позволил себе погладить ее по волосам, и сильное чувство нежности начало разливаться в моей душе. Под влиянием этих чувств я начал снова шептать ей:
- Мэрилин! Я больше вас не оставлю! Больше никто не причинит вам вред, обещаю вам!
Она начала понемногу затихать, а я продолжал гладить ее по голове, пока она и вовсе не успокоилась. Мы стояли так еще какое-то время, и я чувствовал, что она не решается посмотреть мне в глаза.
- Я думаю, нам нужно уйти отсюда, - проговорил я, а она кивнула, не поднимая ко мне лица.
Подозвав слугу, я попросил достать мне женский плащ и приготовить дилижанс.
Мы вышли из поместья окольными путями и, отправив через того же слугу объяснительную записку для Амалии Джейкобс, направились к дилижансу. Вечерние сумерки помогли уехать фактически незамеченными, и я, наконец, откинулся на спинку сиденья. Мэрилин сидела напротив меня, полностью закутавшаяся в плащ и спрятавшая лицо глубоко в капюшоне. Она молчала, но вся ее поза выражала страшное напряжение.
- Мэрилин, - произнес я осторожно, - пожалуйста, вернитесь со мною домой! Я искал вас все это время и… очень рад, что нашел…
Она молчала, поэтому я решился немного настоять:
- Вы вернетесь?
После некоторой неловкой паузы она отрицательно мотнула головой.
- Но почему??? – чрезмерно громко и огорченно воскликнул я, чем заставил ее вздрогнуть, как от удара. Я прикусил язык, а потом повторил то же самое более сдержанным тоном. - Почему, Мэрилин?
- Я… я не могу, - с трудом произнесла она, а я раздосадовано сжал кулаки. Как убедить ее? Если я прямо сейчас начну падать перед ней на колени и признаваться в чувствах, она точно не поверит мне, особенно после пережитого ужасного нападения того мерзавца.
- Прошу вас, - мой голос опустился до умоляющего шепота, - вернитесь! Мне… нам всем вы очень нужны…
Я замолчал, потому что мои объяснения показались мне каким-то жалкими. Как же убедить ее?
- Мы очень переживали о вас все это время. Дети ждут вас и каждый день спрашивают…
По дрожи в ее руках, я понял, что Мэрилин сдалась.
- Хорошо, - пробормотала она, и голос ее звучал подавлено, - я вернусь…
27. Мэрилин
Я сидела на кровати в своей комнате в поместье Коултеров, и на меня обрушивались печальные воспоминания. Мои грезы о Филиппе воскресли почти, как прежде, и накатившее воспоминание о его поцелуе с Генриэттой снова заставило мое сердце заболеть.
А еще я чувствовала злость. Злость на Филиппа, который заставил меня все-таки вернуться сюда. Мне на новом месте уже было так спокойно, почти безмятежно… Я смогла о нем забыть, мне даже казалось, что я его полностью отпустила из своего сердца. Но этот дом… он заставил меня наполниться этими муками снова!
Впрочем, дело не только в доме…
Мои мысли невольно вернулись к тому ужасному моменту, когда мерзкий Уильям накрыл мои губы жестоким поцелуем. Меня передернуло от отвращения. Это было просто ужасно! Как человек вообще может способен на такой низкий поступок??? Он ведь меня даже не узнал…
Однако новая ужасная мысль вдруг возникла в моей голове, заставив побледнеть лицо. А что, если он знал, кто я такая, и все это было лишь способом снова грубо унизить меня? Что, если он просто смеялся надо мной и издевался, надеясь причинить мне еще больше боли?
Я задрожала, и слезы снова покатились по моим щекам. Тогда это просто невыносимо! Но в противовес этому мраку совершенно другие, светлые картины начали тут же возникать в моем разгоряченном разуме: аромат одежды Филиппа, в которую я уткнулась лицом, когда он обнял меня, тепло его руки, поглаживающей мои волосы, и нежный утешающий шепот: «Не бойтесь! Прошу вас, не бойтесь меня! Я… я же ваш брат!».
От этих приятных воспоминаний я даже начала немного расслабляться. Он впервые был так нежен со мною. Он спас меня и утешил, позаботится и был очень добр. Он не испытывал ко мне ни презрения, как я боялась в прошлом, ни отвращения. Может, дело в том, что мы все-таки… родственники? Ну да, он так и сказал: «Я же ваш брат…».
Трезвое осознание того, что он по-прежнему не любит меня, неприятно кололо сердце, но мысль, что он хочет заботиться обо мне, хотя бы как о родственнице, все-таки приносила некоторую толику утешения. По крайней мере, он не ненавидит меня. Возможно, он даже не будет мною тяготиться. Главное, слишком не маячить у него перед глазами, чтобы его не раздражать.
От этого всего мне стало чуточку легче. Я даже начала радоваться своему возвращению, потому что скучала за племянниками и Аннабель…