Я вернула себе обычный скромный облик и спустилась к ужину. Домочадцы уже ждали меня, приветливо улыбаясь. Филипп тоже улыбался. Я смутилась, опустила голову, но все-таки улыбнулась внутри себя. Я поверила, что он ценит меня, как сестру. Меня это согрело.
Ужин прошел в теплой дружественной атмосфере, и я впервые порадовалась, что присутствую на нем. Не было больше всепоглощающей неловкости или страха: Филипп сумел убедить меня в том, что принял меня, как человека.
Перед сном я написала извинительное письмо Амалии Джейкобс, объяснив, что мне пришлось срочно вернуться в семью. Мне не было жаль оставлять пост редактора. На самом деле, быть обычным писателем и жить с родными мне нравилось больше.
Филипп, к счастью, не стал расспрашивать меня, как я оказалась в поместье Джейкобсов, иначе мне пришлось бы признаться в своем тайном занятии. А мне не хотелось этого. Я была не готова заявить о своем литературном увлечении никому из родных.
В последующие дни Филипп несколько раз подходил ко мне и справлялся о моем здоровье. Я уверяла, что со мной все в порядке, но мне по-прежнему было с ним немного неловко. Вспоминался Уильям и его ужасный поступок. Вспоминался Филипп, обнимающий меня…
В какой-то момент я зашла к Филиппу в кабинет поговорить. Он любезно улыбнулся, пригласил присесть. Я начала разговор, по привычке, смотря в пол.
- Филипп, я бы хотела попросить вас… - я запнулась, немного нервничая, - попросить вас… никому не говорить о том, что сделал этот… этот человек.
Я быстро посмотрела ему в глаза. Филипп немного нахмурился, и я испугалась его гнева, но потом его черты смягчились, и он даже улыбнулся. Филипп встал из-за стола, подошел к диванчику, на котором я сидела, напряженная, как струна, и присел рядом. Вдруг он положил свою руку на мою ладонь, от чего я вздрогнула, и мягко произнес:
- Мэрилин, вы не волнуйтесь! Никто ничего не узнает, я ведь все прекрасно понимаю! А этот человек… - лицо Филиппа вдруг стало жестким, - он получил по заслугам! И еще получит, я об этом позабочусь…
Я испуганно посмотрела на него. В его лице было столько негодования на Уильяма, словно тот напал не на меня, а на его сокровище. Меня удивило это. Может, безопасность родственников – это для него святое? Кровные узы, честь семьи и все такое?
Филипп снова взял себя в руки, его лицо опять посветлело. Руку он по-прежнему держал на моей руке, и мне от этого становилось все более неловко. Наконец, я осторожно убрала ладонь к себе и смущенно покраснела. Он почему-то улыбнулся снисходительно, с хитрецой, как будто знал что-то особенное.
Я извинилась, поблагодарила и собралась уходить. Но Филипп вдруг снова схватил меня за руку, причем обоими руками, сжал мою ладонь всеми пальцами и тихо произнес:
- Мэрилин…
Я снова немного испугалась и посмотрела на него очень пристально. Его лицо вдруг покрылось смущением, что я видела впервые, а глаза то и дело опускались в пол.
- Мэрилин, - снова с трудом проговорил он, - простите меня, если я хотя бы однажды неосознанно вас обидел… Я хотел бы, чтобы мы с вами стали друзьями, Мэрилин…
Он выдохнул эти слова с таким напряжением, что я замерла, глядя на него с открытым от изумления ртом. Филипп может смущаться и робеть? Вот уж не ожидала! Я думала, что я одна такая…
Хотя… почему же он смущается? Он мне что, предлагает дружбу? Я вдруг вспомнила, как он говорил мне подобные слова в те времена, когда я притворялась мисс Розой. Правда, тогда он ни капельки не стеснялся, наоборот, был очень уверенным в себе и снисходительно-мягким.
- Но почему… вы хотите дружить со мной? – вдруг неожиданно даже для меня самой из меня вырвался наружу весьма глупый вопрос.
Филипп немного опешил, а потом вдруг заулыбался.
- Вопрос в вашем стиле, Мэрилин! Я отвечу: вы мне нравитесь, поэтому я хочу быть вашим другом!
Я не поняла, с чего он вдруг начал веселиться, но его слова «вы мне нравитесь» просто пронзили мой разум своей нереалистичностью. Я ему нравлюсь? Я??? Как? Чем? Этот поток неотвеченных вопросов вскружил мне голову, и я невольно начала высвобождать свою ладонь их его крепких теплых рук. Но он не отпускал меня, смотрел на меняющееся выражение моего лица, продолжал настойчиво сжимать мои пальцы своими пальцами. Я начала немного нервничать, и тогда он, наконец-то, отпустил меня.
- Л-ладно, - пробормотала я, опустив в пол глаза, - я согласна.
Тут же поднялась на ноги, чтобы поскорее сбежать и разобраться уже в комнате со своим колотящимся сердцем. Филипп крикнул мне вдогонку: