Поработайте несколько лет с абсолютно разными людьми и научитесь в любой ситуации выглядеть милой, доброжелательной и уверенной в себе.
Даже когда отец твоего парня дольше необходимого задерживает в объятиях, а потом смотрит на тебя не так, как должен на девушку сына, а его мать ведет себя так, будто уже за что-то ненавидит. Избыточное внимание Сазонова-старшего, судя по всему, заметила только я. Значит, скорее всего, дело в том, что она считает меня очередной охотницей за их гигантским состоянием? Ну, может в этом случае, стоило выделить время между очевидно регулярными зависаниями в кабинете пластического хирурга, походами на шоппинг и сидением в Instagram на ознакомление с такой штукой как брачный контракт. Тогда бы и поводов для беспокойства стало меньше и, возможно, появилась бы тяга получить еще какие-то знания. А те, в свою очередь, позволили бы как минимум мочь обсуждать что-то помимо хирургов, косметологов и цен на наряды из новых коллекций зарубежных дизайнеров, и, как максимум, заняться каким-нибудь делом.
Стать личностью. Сделать так, чтоб окружающие — друзья и бизнес-партнеры мужа, звали по имени. Да-да, я не шучу. Святослав представил ее «это моя жена», а в редких упоминаниях в беседах она была «женой Свята» и «матерью Глеба». Если бы не Instagram, в котором она потрудилась все же прописать вдобавок к нику «@msazonova», имя, я б его, наверно, и не узнала. Отчество решила не уточнять. Святослав же своего не упомянул, да и общаться нам с ней, очевидно предстоит нечасто.
В который раз упрекнув себя за манеру судить людей в общем и мать Глеба в частности, я обвела взглядом гостиную. Она ассоциировалась с залой какого-нибудь современного дворца, причем не безвкусным в своем нарочитом богатстве убранством, но минимализмом, светлыми «натуральными» тонами отделки и мебели, их же простыми линиями, тут и там прячущейся ультра продвинутой техникой и, конечно же, огромным пространством.
— С юбилеем, па-апочка, — нарочито громкий, рокочущий голос прорвался сквозь расслабленный вечериночный гомон.
Его обладатель, слегка пошатываясь, протиснулся к Святославу и сгреб его в охапку, нарочно сминая ткань дорогого костюма.
Сам незнакомец был одет в черную футболку, черные же брюки-карго и забрызганные грязью кроссовки. А еще он был промокшим практически насквозь. На волосах, шее, скульптурных предплечьях с проступавшими под кожей жгутами вен все еще поблескивали капельки воды.
У меня над ухом тихо выругался Глеб. Убрал руку с талии и направился к ним.
— Что, ты разве мне не рад, ПАПА? — вопросил тот парень. Отстранился и, качнувшись, разбитыми в кровь костяшками ухватился за лацканы пиджака Святослава.
— А говорил, что двери этого дома всегда открыты для меня, — в возникшей звенящей тишине этот хриплый, полный злобного отчаяния голос почти грохотал.
Карие глаза Святослава смотрели на него так, что если б взглядом можно было убить, то парень уже был бы мертв.
Постойте… Папа. За полгода, что мы вместе, Глеб ни разу не говорил, что у него есть брат.
— Так и есть сынок, — Сазонов-старший быстро пришел в себя. На холеном лице появилась улыбка. Одними губами. А гневный взгляд сменился холодным и снисходительно-высокомерным. Точь-в-точь как на том фото с сайта холдинга. Легко похлопал ладонями по предплечьям парня и тот разжал пальцы. — Глеб, покажи брату, где переодеться.
— А что так нельзя? Картинку порчу?
— Нет, что ты, Владислав. Будь в том, в чем тебе удобно, — в подчеркнуто мягком голосе мужчины звенела сталь.
— Я — Влад!
Глеб положил ладонь на обтянутое черным хлопком мускулистое плечо, и Влад резко дернулся, как от удара током, и сбросил ее. Повернулся, угрожающе нависнув над братом.
— Глеб, — услышала я собственный голос, — ты нас не познакомишь?
Я прямо физически ощущала, что взгляды всех предвкушающих скандал присутствующих обращены на меня. Как и то, что все они ничто по сравнению с одним единственным. Темно-серым, исподлобья и пронзительным настолько, что показалось, Влад заглянул мне в самую душу.
— Ну, конечно, — ухватился за соломинку Глеб. Протянул руку и, когда я шагнула к нему, будто железным обручем сжал талию.
Очень вовремя. Ведь ноги сделались ватными и едва держали еще и учитывая каблуки.
А у него шрам на правой брови. Грубый, будто рану вообще не зашивали, от чего густая полоска разделена надвое. А сами брови широкие и темные, практически черные, как ресницы, и коротко стриженные — почти под «ежа» густые волосы. Припухшая переносица, сбитая скула. Легкая щетина на квадратном подбородке и скулах с играющими желваками. Чувственная, четко очерченная линия сурово сжатых губ.