— Это… это… — Я сделала глубокий вдох. — Ты помнишь про ту пропавшую вещь, о которой я говорила тебе несколько недель назад? Ты сказал, чтобы я не беспокоилась и что все будет в порядке. Что во всем виноваты мои нервы. Но нервы оказались здесь ни при чем.
Я сдерживалась как могла — в конце концов, разговор был деловой.
Последовало долгое молчание.
— А теперь послушай меня, Энни, — наконец ровно сказал он. — Я больше не желаю об этом слышать. Ты поняла меня? Не желаю. Ты взрослая женщина и знаешь, что к чему. И не пытайся вести со мной игру. Ты знаешь, что нужно сделать. Займись этим делом, а я позабочусь, чтобы фирма полностью возместила тебе расходы. Так что твой карман не пострадает. Займись этим, Энни. Без промедления. Ты поняла меня?
О да. Даже слишком хорошо.
Я позвонила единственному человеку, на которого могла положиться.
— Фиона, я попала в беду.
Именно Фиона дала мне телефон клиники. Именно Фиона взяла отгул, чтобы проводить меня. Именно Фиона держала мою руку, когда я дрожала так, что не могла заполнить графу анкеты. И именно Фиона хранила мою тайну, не сказав о ней ни одной живой душе.
6. ДЖЕРРИ ЕДЕТ НА ХЕЙНИ-РОУД, НО В ОБХОД
Чтобы перевезти мои пожитки из уютного одноквартирного домика на Фернхилл-Кресент в огромный дом на Хейни-роуд, требовалось ровным счетом полчаса. Даже меньше.
Однако благодаря помощи Джерри это пустяковое дело заняло всю вторую половину дня. Во-первых, потому, что ему пришлось ехать за микроавтобусом к Барни. Барни был младшим из двух сотрудников Джерри. Он взял «Хайэйс» накануне вечером, чтобы отвезти ораву приятелей на рок-концерт. А затем забыл заправиться. Но главной причиной задержки стало то, что Джерри каждые пять минут останавливался и устраивал мне допрос. Пытаясь выяснить, уверена ли я, что поступаю правильно.
— Зачем же ты согласился везти меня, если думаешь, что это не имеет смысла? — вспылила я после третьей остановки.
— А у тебя есть другой знакомый с «Хайэйсом»? Джерри почти всегда отвечал вопросом на вопрос.
Это была его самая неприятная черта. Не сомневаюсь, что его научили этому в полиции. Хотя он всегда отрицал это. Впрочем, тогда он отрицал почти все. Догадываюсь, что это тоже было результатом службы в полиции. Джерри провел там восемь лет. И был на очень хорошем счету, пока огнестрельная рана в левое колено не загубила его многообещающую карьеру.
Джерри никогда не разубеждал людей, которые были уверены, что он героически сражался с бандитами и получил пулю в колено, защищая жизнь и собственность жителя мегаполиса, которым Дублин становился в последнее время.
Однако он ранил самого себя во время преследования нахальной городской лисицы, которая несколько недель совершала набеги на голубятню его соседа.
Потом его фотографии появились во всех газетах. Вот он в койке больницы Святого Джеймса. Позирует перед объективами, как какая-нибудь кинозвезда, хорошенькая медсестра меряет ему пульс, а над его левым плечом возвышается большая бутылка с люкозадом. По крайней мере так все выглядело на вырезке из бульварной газетки, которую Сэм гордо показал нам в пивной однажды вечером. «Герой-полицейский отбивает налет на дом пенсионера», — гласил заголовок. Видно, никто не сообщил журналистам, что единственными пенсионерами, которым в ту ночь грозила опасность, были пожилые домашние голуби. И что бутылка с люкозадом на самом деле содержала отборный солодовый виски, до которого Джерри был большой охотник.
В конце концов он открыл собственное сыскное агентство и иногда даже не забывал хромать на публике. Правда, наиболее наблюдательные из нас замечали, что он хромает не на ту ногу.
Когда мы наконец добрались до дома на Хейни-роуд, я поняла, почему он так рвался перевезти меня. Не успела я расстегнуть ремень безопасности, как он выскочил из машины и позвонил в дверь. Ему хотелось взглянуть на семейство Бичем еще до того, как я переступлю их порог. Он так торопился, что даже хромал на ту ногу. Признак был зловещий.
Но в тот день единственным представителем семейства Бичем была Пенелопа. Позже мы узнали, что Франческа была у себя в графстве Килдэр, где выгуливала лошадей, заплетала им хвосты и делала все, что можно делать с лошадьми в такое сырое и пасмурное воскресенье. А миссис Бичем должна была вернуться из больницы только на следующий день. Пенелопа попросила меня переехать в воскресенье, чтобы я успела устроиться и приготовиться к встрече с ее матерью, которая должна прибыть в понедельник утром.
Пенелопа открыла дверь, рассеянно пригласила меня войти и с любопытством покосилась на Джерри. Но тут в кухне зазвонил телефон, поэтому она извинилась и ушла.
— Ты видела? — спросил Джерри, когда мы начали носить чемоданы. — Видела, как она убежала, едва увидев меня? Разве это не подозрительно?
— А что ей оставалось делать, если зазвонил телефон?
Я и так достаточно нервничала и не нуждалась в том, чтобы он подливал масла в огонь. Наконец я призналась себе, что переезд в дом Бичемов может нанести мне травму. И что за право иметь отличную квартиру совсем рядом с центром города придется расплачиваться. Кроме того, я начинала подозревать, что исподволь завоевать любовь женщины, которая однажды бросила меня, будет не так легко, как мне казалось.
Кроме того, большой дом выглядел еще более пугающим, чем в первый раз. Широкая лестница напоминала фильмы ужасов, в которых по ступенькам катятся отрубленные головы и падают в лужу крови у ног героини.
Я остановилась на первой ступеньке.
— Господи, что за жуткая лестница! — сказал Джерри у меня за спиной.
— Да. Ты прав. — Я обернулась. — Езжай домой. Я сама донесу чемоданы.
— В чем дело? Я только сказал…
— Замолчи! — чуть не зарычала я.
— Тебе что, вожжа под хвост попала? — Он со стуком поставил на пол самый тяжелый из моих чемоданов. — Послушай, Энни, если ты передумала, еще не поздно отнести вещи обратно в машину. Раз тебе здесь не нравится…
— Ради бога, замолчи. Я приехала сюда вовсе не потому, что мне здесь нравится! А потому, что она бросила меня, как грязную тряпку! Называла меня фибромой. Я не уйду из этого дома, пока не получу ответ, почему она так поступила.
Мой взрыв ошеломил Джерри. Честно говоря, он ошеломил и меня саму. Я тяжело дышала и обводила глазами просторный холл, как будто готовилась к битве.
— Что, есть какие-то трудности? — спросила Пенелопа, стоя на пороге кухни.
Я промолчала.
Джерри хмуро посмотрел в ее сторону, а затем обернулся ко мне:
— Ну как, Энни, ты решила, что будешь делать дальше?
— Конечно. Нести вещи наверх. — Я заставила себя улыбнуться Пенелопе, а потом прошипела Джерри: — Бери чемодан!
— Черт бы побрал этих высокомерных западных бриттов! — пробормотал он, волоком таща за мной огромный чемодан. — Видела, как она смотрела на меня?
Пенелопа продолжала смотреть на него. Она по-прежнему стояла в дверях, но улыбаться перестала. Ее лоб прорезала тревожная морщинка. Может быть, ее расстроила явная неприязнь Джерри. Или она побаивалась за фамильное столовое серебро. Сегодня Джерри выглядел как настоящий разбойник. Предыдущие восемь часов он провел, дежуря у массажного кабинета в Рэтмайнсе, и отправился перевозить меня, не удосужившись побриться и принять душ. На нем все еще был старый тренировочный костюм и черная рубашка-поло, знававшая лучшие времена. Скорее всего, восьмидесятые годы двадцатого века.
Когда Джерри поворачивал голову, растянутый воротник рубашки прикрывал его подбородок и делал похожим на типа со стенда «Их разыскивает полиция». Ничего удивительного, что Пенелопа чувствовала себя неуютно.
— Она мне не нравится. — Он бросил чемодан на кровать. — В этой женщине есть что-то порочное. Уверен, ей есть что скрывать.