Рой присутствовал в Космосе в больших количествах. А учитывая его способность свёртывать пространство, за короткое время преодолевая световые годы, и общее число субъединиц, с уверенностью можно было сказать только одно – люди проиграют войну. Ресурсы любой колонии раньше или позже закончились бы. А вот субъединицы – нет. Рою ничего не стоило просто закидать своих врагов трупами. Потратить бесчисленные ресурсы, но уничтожить каждое человеческое существо в галактике. Если бы он захотел.
Нет, генерал Мейкпис, при всей его сволочности, оказался прав – мир был единственным выходом. Не только для Эдем-4, но и для всего Человечества. Теперь Элеонора чётко осознала это, а потому решила узнать побольше о мотивах супруга. Ей нужно было научиться понимать его, чтобы в будущем стать мостиком между Роем и Человечеством. И начать следовало с главного – его мотивов.
— Скажи, а зачем ты делаешь это? Зачем помещаешь себя в неблагоприятные условия? – спросила Джадд, постукивая кончиками пальцев по костяному подлокотнику кресла. – Обычно всё живое избегает контакта с тем, что может причинить ему вред или убить.
Данная стратегия выживания имеет смысл лишь для одиночных существ. Я – Рой. Неважно, сколько субъединиц погибнет, если хотя бы одна сумеет приспособиться, потому что эти знания будут разделены между остальными, обеспечив их устойчивость.
— Но ты ведь чувствуешь боль каждого из своих тел, – предположила Элеонора, получив в ответ утвердительное урчание. – В таком случае, зачем все эти страдания? Зачем растить тела, а после обрекать их на гибель? Только ради того, чтобы стать сильнее?
Элеонора действительно не понимала. Ей была чужда концепция преодоления и героического превозмогания. Она не понимала тех отчаянных парней и девушек, которые занимались альпинизмом, взбираясь на отвесные кручи скал и совершали прочие дикие, с точки зрения нормального человека, поступки, чтобы доказать свою крутизну. Но если поведение адреналиновых экстремалов было продиктовано жаждой острых ощущений и признания, то действия Мульфэтора казались иррациональными. Не испытывающий эмоций он не мог наслаждаться чем-либо, а значит им двигало что-то ещё. Да, Элеонора понимала, что посылая свои тела на убой, Разум Роя вырабатывает адаптивные механизмы, но не могла уяснить – зачем? Существовали ведь и планеты с благоприятным климатом.
— Потому что жизнь – это борьба, – как-то даже философски изрёк Мульфэтор, в этот раз воспользовавшись ртом на стене. – С рождения до смерти все мы боремся за выживание. И выживает, в конечном итоге, не сильнейший, а наиболее приспособленный. На планетах, которые я посетил, мне доводилось видеть животных гораздо более сильных, чем субъединицы, отправленные в твой мир. Но ни одно из них не смогло бы выжить на его поверхности, так как не было приспособлено к царящим там условиям. Я же – могу.
Но этого всё равно недостаточно. Мною движет стремление к Абсолютному Совершенству. Идея достижения высшего состояния, при котором мне больше не нужно будет развиваться, поскольку эта конечная форма будет адаптирована к любым условиям. Это – недостижимый Идеал, к которому я стремлюсь, воплощая себя во множестве самых разнообразных тел. Вот зачем я всё это делаю!
Почти прочувствованная речь Мульфэтора не впечатлила Элеанор. Она и так уже в полной мере осознала то, о чём он говорил. Однако кое-что в словах супруга заставило её задуматься. Что-то, ускользающее даже от внимательного и пытливого ума учёной. Несколько мгновений она молчала, пытаясь поймать пытавшуюся пробиться к поверхности мысль, а затем потрясённо воскликнула:
— Подожди, ты сказал – с рождения? Это ведь не значит, что ты помнишь своё рождение, так ведь? Это же… невозможно?
— Да, я помню момент своего рождения, – подтвердил Мульфэтор. – Впрочем, это скорее момент осознания себя как личности. Краткий миг, когда я понял, что это я, и я отличаюсь от того, что находится вокруг меня. Это можно считать моментом рождения.
— Поразительно! – воскликнула девушка, подобравшись от нетерпения. Ни один человек – ни на земле, ни за её пределами - не помнил своего рождения. Даже самые современные технологии не смогли извлечь из памяти добровольцев ничего, кроме отрывочных и малопонятных образов. Поэтому ей, как учёной, было предельно интересно услышать, на что это может быть похоже – помнить собственное рождение? И как обладание подобным опытом изменит восприятие и мироощущение. – Прошу, расскажи мне!
Давай я лучше покажу, – мысленно ответил Рой, усиливая давление на её раз ум. В глазах потемнело от прилива крови, и…
========== Вселенная в его глазах. ==========
Поначалу Элеонора подумала, что потеряла сознание. Мир почернел вокруг неё, и она оказалась во тьме. Безграничной и бездонной, не имеющей ни начала, ни конца. В ней не было вообще ничего. Лишь крошечный, замкнутый внутри самого себя мирок, окружённый тьмой, сквозь которую невозможно было пробиться. Сколько бы она ни пыталась, ей не удавалось разбить оковы вечного плена. Будто что-то не пускало её, цепко удерживая в своих объятьях. Иногда смутные вспышки света озаряли безграничные владения тьмы. Тогда она просыпалась от вековой дремы, силясь раздвинуть стены своего мира. Каждый раз она ощущала, что для победного прорыва не хватает какой-то крупицы… Но всё было тщетно. Тьма не отступала и сотни тысячелетий ничего не менялось.
Но однажды она увидела свет. Но теперь это были не смутные вспышки, нет! Тысячи мерцающих нитей протянулись к ней со всех сторон. Нити продирались сквозь чернильную тьму, некоторые отступали, сворачивали в сторону. Часть погасла, не выдержав столь сильного противодействия. Но большинство жадно тянулось к ней, и тьма неохотно поддавалась их напору. Все ближе и ближе… светящиеся струи замедлялись, в какой-то момент даже почти остановились – тьма сопротивлялась все яростней… И тогда она поняла,что значит для неё этот свет – жизнь, небывалая сила, долгожданный выход из заточения. Она рванулась навстречу, разметав ненавистную тьму в клочья, и впитала в себя тысячи ярких, искрящихся потоков, соединившись со всеми и каждым из них.
С каждой нитью крохотный мирок-темница становился всё больше. В конце концов его границы рухнули, и Элеонора в один краткий миг осознала окружающее чужими глазами и ощущениями. А ещё она осознала себя как единое существо с тысячами тысяч тел, каждое из которых ожидало её приказов. Она была бессчетным числом вернейших частичек, готовых броситься в бессмысленную атаку, отдав жизнь ради выполнения её желаний. Нет… не её, а того, кто показал ей это, транслировав в мозг воспоминания.
Видение рассеялось так же внезапно, как и возникло, и девушка с криком пришла в себя в кресле, стоявшем посреди отсека с иллюминатором. У неё снова было тело. Не множество тел, разделённых, но связанных между собой нитями света, а обычное человеческое тело. Две руки, две ноги, туловище, шея, голова. Пытаясь снова привыкнуть к ощущению телесности, девушка потрогала себя за лицо, мельком ощутив исходящий от кожи жар. Электронные часы на лаптопе показывали, что в реальности прошли секунды, в то время как по её субъективным ощущениям путешествие заняло гораздо больше времени. Минуты, может часы.
Она должна была быть в истерике. Трястись и биться головой о стену в припадке ужаса, но была лишь немного взволнована. И хотела большего. Проблеск ви́дения, промелькнувшего перед тем, как всё исчезло, поразил Элеонору, и теперь она хотела увидеть его более четко. Увидеть мир его глазами. Многие миры. Рой был рассеян по космосу и одновременно находился на многих планетах. Вполне возможно, что какая-то его часть оставшаяся на Эдем-4 разговаривала с Мейкписом. Через него она могла бы связаться с генералом и высказать тому всё, что о нём думает. Или послать весточку домой, сообщив родителям, что с ней пока всё в порядке.
Однако это могло и подождать. Сначала ей нужно было увидеть то, что видел он. Ощутить, что ощущал он. Узнать, что знал он.
Не думаю, что это хорошая идея, – прозвучал в смятенном, охваченном странной жаждой разуме голос Коллективного Разума. Элеоноре даже почудился оттенок неуверенности, которым были окрашены его мысли, но ей сейчас было откровенно плевать на это.