– Не смешно! – хрипло буркнул он. – Как раз в этих местах её и видели. Потому они и про́клятые…
Ошеломлённые друзья переглянулись, но расспрашивать не стали. И больше на эту тему не заговаривали. Да и погода не располагала: на высоте ветер усиливался, и даже куклы почувствовали его жалящий холод. Любое сказанное слово он срывал с губ и уносил прочь.
Уже стемнело, и ветер завывал всё злее, грозясь сбить с ног и снести в пропасть – когда Лайхе отыскал-таки укромное место для ночлега под прикрытием гор. Забравшись в палатку, все разместились вокруг тлеющего котелка-жаровни в привычной уютной тесноте.
Алиса разделила спальный мешок с парнишкой, так и не пришедшим в себя. Когда она прижалась к нему, подросток вздрогнул и пробормотал что-то вроде: «Рыба! ры-ба…»
– Тише, тише, – прошептала Алиса, обнимая мальчишку одной рукой. – Всё будет хорошо. Мы тебя вылечим… как же к тебе обращаться-то, знать бы ещё…
– Его зовут Йон, – неожиданно промолвил из темноты Лайхе. – Из долины Вересковая Впадина. Учится на летуна: третий лётный отряд Гнезда.
– Что? – поразилась Алиса. – Откуда ты его знаешь?
– Я и не знаю. Это ты читать не умеешь: а у него всё на лице написано! – и Лайхе умолк.
Алиса хотела было возмутиться, но потом призадумалась. На лице? Ну, да, эти цветные бисеринки на щеках… Значит, вот для чего они загорцам! Всё равно, что узоры у медведей.
В темноте зашуршал соседний спальный мешок.
– Алиса, – шепнула Милашка.
– Да?
– То, что т-ты сегодня говорила… Это б-было очень здорово! Ты такая… я даже не знаю, как сказать.
– Ладно тебе. Давай спать!
– Нет, п-правда, слушай, – голос Милашки подрагивал. – Ты храбрая, и справедливая, и вообще… – девушка сделала небольшую паузу. – Не боишься брать на себя ответственность за других, вот. И за мальчика тоже. Лишь бы он был здоров.
– Будет. Мы сделаем всё, что сможем; а где не сможем – найдём тех, кто смогут больше.
– Да, только бы всё наладилось… Вообще, если честно, я сначала сама испугалась. Голова ведь самая малоизученная область. Помнишь же этих туманников, брр! А если вдруг мальчик вернётся, но уже… не собой? Вдруг получится новый Кипяток?
– Кто-кто?
– Ну… Это страшная история, вообще-то. Может, не надо на ночь?
– Да ладно тебе, – Алиса невольно улыбнулась в темноте. – Никогда ещё страшные истории ночью не слушала!
– А мы, б-бывало, с друзьями по ночам рассказывали… Ну, ладно, слушай, – спальный мешок зашуршал громче: Милашка повернулась к подруге, устроившись поудобней.
– Это случилось в пятьсот шестнадцатом году, я как раз в школе Канцелярии училась. Тогда вообще было какое-то безумное время: отголоски войны, не иначе. Всякие пророки объявлялись, механомистики, про летающую тарелку опять же рассказы ходили… Ну, в общем, в столице появился маньяк. Скрывался в трущобах, ночами ловил кукол – и разбирал на части!
– Ужас.
– Ага. Сначала валили на дефов, потом нашли общий почерк и перепугались. То ли четыре, то ли пять жертв за ним было, и никак его не могли поймать. Предполагали, что это парокурильщик, у которого совсем мозги отказали от перекура; поэтому его и прозвали «Кипяток». А когда Канцелярия его всё же взяла – оказалось, что это студент Университета, с кафедры механатомии. Потому он и был такой ловкий с инструментами!
Как-то его там звали, вроде, Кураж… не помню. Но он, короче, был такой талантливый, учился у какого-то там великого профессора или доцента, тоже фамилию забыла. А потом однажды отправился в одиночную экспедицию, на поиски захоронений древних кукол-первопредков – и пропал. А объявился больше года спустя, уже изменившимся, и стал маньячить. Некоторые думают, что это он туманникам в степи попался, другие – что травму головы получил… Но что спятил, это факт.
Скандал был страшный. Того доцента, его учителя, отстранили от работы: он где-то так и пропал. А Кипятка казнили смертью, впервые за много лет. Даже не стали от него запчастей брать – расплавили живьём.
– Как расплавили?
– В ковше с кипящим металлом, на площади! И знаешь, какие были его последние слова? – в голосе Милашки прозвучали отголоски сладкого, детского ужаса пополам с восторгом.
– Когда его уже на крюке в ковш опускали, и одежда на нём горела – он, говорят, посмотрел на восток, где солнце всходило, усмехнулся и сказал: «Прощай, детка. Возвращайся скорее!» И никто так и не узнал, что он имел в виду.
Милашка замолчала. Алиса, впечатлённая этакой сказкой на ночь, тоже переваривала впечатления. Прошло много времени, прежде чем из темноты вновь раздался еле слышный голос: