– Вот и славно. Все по местам! Прошу на борт, барышни.
У двери автобуса Милашка нерешительно остановилась.
– Ты чего?
– Ничего… Алиса, спасибо т-тебе, – потупившись, пробормотала девушка. – Ты меня второй раз уже за день сп-пасаешь. И, это… п-прости, что мы чуть из-за меня не влипли.
Алиса успокаивающе взяла подругу за руку.
– Ладно тебе, – сказала она. – Мне этот Мадеус тоже голову задурил. А что насчёт спасения… Ты же меня первая в трущобах выручила. Счёт пока два-один, у тебя ещё есть шанс наверстать!
– Да тьфу на тебя! – Милашка наконец-то рассмеялась.
Подруги поднялись по железным ступенькам в тускло освещённое лампами чрево автобуса. Алиса задержалась у выхода, обернувшись и взглянув на сияющую в ночи Гавань, на россыпь огней столицы над склоном холма. И как раз в этот миг автобус содрогнулся.
– Отдать швартовы! – прокричал откуда-то сверху Роджер.
– Ты хотел сказать, «снять с ручника»! – глухо поправил голос механика из недр автобуса. – Сделано!
– Поднять паруса!
Гром на крыше взялся за фаловый канат. Паруса на мачтах распустились, затрепетали и с хлопком расправились, поймав ветер. Автобус плавно стронулся с места, забирая влево – и сперва медленно, а потом всё быстрее покатил по асфальту.
Алиса, держась за поручень, высунулась наружу и в восторге смотрела, как уплывают назад огни. Вот фонари Гавани остались позади – «Икар» вывернул на ночную дорогу, набирая приличную скорость. На носу вспыхнули мощные фары, пронзив и рассеяв тьму.
– Полный вперёд!
ГЛАВА 13: ТЕНИ
Рони привалился к стене и сполз по ней на землю. Посидев немного, приподнял голову и заморгал, пытаясь понять, где он. Узкий переулок, заставленный с одного конца мусорными баками. Рони попытался было встать, но почему-то ноги плохо слушались. Тогда он уронил голову и горько поморщился.
«Я пьян», подумал он с обречённым смирением. Как всякий раз, когда ему не удавалось совладать с дурной привычкой.
Рони знал за собой этот грех, когда за одной чашкой кофе с коньяком шла другая, а там и третья. И коньяка становилось всё больше, пока кофе не исчезал совсем, а на смену кружке не появлялась рюмочка с крепко пахнущей, янтарной жидкостью. Рони прилежно посещал лекции Общества Трезвости и знал из них, как неустойчив кристаллический кукольный мозг к флюидам спиртного, как важно знать меру… Но ничего не мог с собой поделать.
Тем более что сегодня у него был повод. Да, был! Из замутнённой памяти всплыли события ушедшего дня, и Рони стало ещё тошнее. А ведь всё так хорошо начиналось! Они с друзьями собирались на матч, заранее условились о встрече: Кеннет обещал, что возьмёт Рони билет…
Если бы не сегодняшний аврал на работе! Рони задержали в конторе на добрых два часа, да ещё и начальник наорал из-за не сданного вовремя отчёта, хотя отчёт вообще должен был готовить бухгалтерский отдел… А когда позвонил домой, получил ещё и добавку от Катарины: жена припомнила ему всё, начиная с того, что он должен был сегодня отвести сына и дочку на спектакль в театральном кружке. Заклеймённый плохим работником и отвратительным отцом, Рони на закате примчался к месту встречи – только чтобы обнаружить, что парни его не дождались. И билет его, конечно, остался у Кеннета!
И что с того, что он завернул в кабак? Всего-то, выпить чаю с ромом, ради успокоения нервов. Никто не заслужил, чтобы на него в один день сваливалось столько бед; ник-то, да! Ну, может, он не удержался, и выпил больше одного стакана. А потом к нему подсел сосед, с которым они, вообще-то, не особо дружили – но у него была с собой бутылочка грушёвой настойки, и она так хорошо пошла под чаёк…
Что было дальше – Рони не очень помнил: но, похоже, его вышвырнули. Судя по тому, что сюртук на нём был помят, а один рукав полуоторван. Катарина не простит… При мысли о жене бедный клерк застонал. Как теперь идти домой?
Ну, хоть одно радовало – бутылочка настойки уцелела. Рони достал её из кармана, скрутил пробку и принюхался, а потом и пригубил. Во рту разлилось огненное тепло, и горечь немного отступила. Прислонившись затылком к стене, Рони закрыл глаза.
Никуда не пойду, подумал он упрямо. Так и буду тут сидеть. И пускай Катарина изведётся от тревоги: может, будет добрей, когда вернусь!
Э-эх… А ведь раньше они были счастливы. Когда переехали в новую квартиру, когда взяли деток из интерната, когда впервые праздновали настоящей семьёй свой первый Новый Год – как рады они все были! Какой весёлой, смешливой была Катарина… Когда она успела так измениться?