– Не спится, – призналась она. – Я… я же вас так и не п-поблагодарила за то, что вы мне упасть не дали там, на крыше. Спасибо.
– Не за что. И хватит меня на «вы» звать. Я уже подружке твоей говорил…
– Она мне б-больше не подружка! – вскинувшись, яростно выпалила Милашка. – Она, она… – девушка осеклась, а потом поникла. – Я больше не хочу с ней говорить.
– Бывает, – равнодушно пожал плечами Гром.
– Я ей верила, – будто саму себя убеждая, сказала Милашка. – Хотела верить. Я п-правда думала, что это важное задание, что мне д-доверили такое… А теперь всё пропало, – она понурилась и отвернулась.
Несколько минут Гром молчал, полируя ветошью острый клюв молота. В ночной степи перекликались цикады.
– Твоё дело, дружить с кем-то или нет, – промолвил наконец мишка. – Только я бы на твоём месте не торопился вот так, головой в бурелом, решать.
– Что? – подняла голову Милашка. – Вы… т-ты хочешь сказать, она не виновата, что ли?!
– Я ничего не хочу сказать. Я вообще не знаю, что там между вами приключилось, да мне и дела нет. Но одно я знаю точно, – Гром тяжело поднялся на ноги.
– Все могут ошибаться, – проронил он. – И потом, бывает, себя за это корят хуже, чем их другие бы укорили. Я не лучший мишка, знаешь ли. И если бы Роджер судил обо мне по худшим моим поступкам, мы бы с ним давно уже разбежались.
Медведь сбросил плащ с плеч и накинул его на Милашку. Капюшон упал девушке на лицо, и она приподняла его рукой.
– Нечего так просто сидеть. Пойду, заварю себе мёду, а тебе чаю! Если что, свисти, – и Гром ушёл к автобусу.
Костёр пылал, озаряя тихо колышущиеся на ночном ветерке травы. Милашка съёжилась под плащом Грома, как в палатке, уткнувшись носом в колени и обхватив их руками. Пламя костра отражалось в её глазах – и казалось совсем маленьким, будто трепещущий огонёк фитиля в лампе…
***
В старой, закопченной лампе над дверью в комнату.
Днём свет давало маленькое зарешеченное окошко под потолком (выглянуть в него можно было, лишь встав на плечи товарища и подтянувшись). Когда же сгущался вечер и в потемневшем окошке загорались звёзды – зажигалась лампа над дверью: и горела до тех пор, пока не наступал отбой. Тогда в комнату заглядывала воспитательница, совершавшая вечерний обход, и деревянным голосом командовала, чтобы все через пять минут были в койках.
«Все» – это дети. Два десятка мальчиков и девочек в грязно-зелёных пижамах с номерами на спинах, обитатели Пятой спальни северного крыла. Птенцы Галчатника, такие же, как и сотни других.
И среди них – одна невзрачная девочка с вечно растрёпанными рыжими волосёнками и щелью меж передними зубами, видной лишь тогда, когда она улыбалась. То есть, очень редко.
Галчатник, старый замок на окраине Нижнего Города, нависавший над склоном оврага своими замшелыми стенами и покосившимися башнями. Казалось бы, такое место создано для бесконечных детских игр… На деле, за поросшим лишайниками фасадом скрывался мир однообразных коридоров, классов, запиравшихся на ночь спален и одинаковых пижам. Мир серой, выверенной по линейке тоскливой скуки.
Когда «галчата» учились читать, то первым в их жизни настоящим чтивом становился плакат, висящий в каждой спальне и коридоре. Плакат рассказывал о том, как важен Галчатник и другие подобные ему Интернаты для всего Общества. Как он берёт на себя Заботу о маленьких, ещё ничейных детях, рождённых на конвейерах Детфабрик. Как его Образовательная Программа прививает Социальные Навыки и учит настоящей Дружбе… И как важно быть хорошим Воспитанником, прилежно учиться и слушаться Старших, чтобы быть однажды принятым в Семью. Под всем этим была картинка: две улыбающиеся куклы ведут радостного ребёнка за руки по аллее от большого, красивого дома-интерната, над которым восходит солнце.
Может, где-то в самом деле были такие дома, как на картинке. Но те, кто рисовал плакат, явно никогда не видели Галчатника.
Дни здесь были похожи друг на друга, как шарики в подшипнике. С рассвета дотемна – занятия, наставления, прогулки во дворе под присмотром учителей. Столовая: липкие столы, сухари в блюдцах и стаканы бледного, спитого чая. Спортивные и обучающие игры, из которых взрослые старательно вытравили даже малейшее веселье… И, конечно же, постоянные занудные нравоучения. Не бегай. Не шуми. Не делай того и этого. Не ленись. Не ходи туда. Не думай о посторонних вещах, когда с тобой говорят старшие!..
Иногда рыжей девочке снилось, что она бежит со всех ног по узкому проходу меж стен – а позади неё одна за другой падают с небес гигантские кирпичные буквы «НЕ».