– Хорошо? – сердито перебила её Милашка. – Ничего уже не б-будет хорошо! – девушка развернулась к подруге. – Ты хоть п-представляешь, что такое исчезновение сотрудника К-канцелярии без предупреждений? Это дезертирство! Что я им скажу? Что п-помогла сбежать из столицы незнакомке, которую встретила впервые в жизни и которую за что-то разыскивают? А за что, кстати? Ах, ты не з-знаешь? А как я могу знать, что ты и теп-перь мне не врёшь?!
Алиса виновато промолчала.
– Меня п-понизят, – дрогнувшим голосом выговорила Милашка. – Да, тринадцатый уровень всего-навсего предп-последний в Штабеле Рангов – но ты хоть знаешь, сколько мне пришлось т-трудиться, чтобы подняться с четырнадцатого? А теперь м-меня навсегда сошлют куда-нибудь инспектором канализации, и всё насмарку… и, и госпожа Директор… – окончательно сломленная, Милашка уткнула лицо в ладони.
Изнывая от стыда и сочувствия, Алиса присела рядом на койку. Помолчала, пытаясь подобрать слова.
– Слушай… Я знаю, что поступила очень плохо. Если бы у меня был выбор, клянусь, я бы тебя не стала подставлять. Но поверь, это не ради меня!
– Вот как? Не иначе, во имя б-благородной цели? – горько съязвила Милашка, не поднимая головы.
– Я… Я просто хотела найти своего отца.
Ответа не последовало.
– Он оставил для меня запись на визиофоне. Это единственная ниточка к моему прошлому. Послушай, я просто очнулась в этих трущобах, без имени, без памяти – а меня собираются схватить непонятно за что! И я… мне страшно, – без тени лукавства призналась Алиса.
Милашка подняла голову.
– Мне очень страшно, – повторила Алиса, и голос её дрогнул. Что-то подступило изнутри к горлу, будто какой-то клапан в сложной системе её тела вдруг разладился и несвоевременно замкнулся. Ещё одно непривычное ощущение. – Понимаешь… я же сама о себе почти ничего не знаю! Когда ты привела меня в больницу, тот доктор увидел, что у меня даже нет личного номера…
Она расстегнула ворот и показала Милашке свою скважину меж ключиц. Младшая служащая присмотрелась; глаза её расширились, но она ничего не сказала.
– Вот. И он захотел сдать меня Канцелярии. Вот просто так, без объяснений! Он взял ключ, и хотел меня, ну… – запнувшись, Алиса выразительно покрутила пальцами перед своей шеей. Раз-два против часовой стрелки.
Рыжеволосая девушка слушала молча.
– И я сбежала, да. Я не знаю, что со мной не так… но клянусь, я в этом не виновата! Всё, что у меня есть, это послание от папы; и я так боялась, что никогда его не… – Алиса сцепила руки меж коленей и уставилась на носки своих ботинок.
– Я даже не соврала тебе, когда сказала, что ищу своё прошлое, – проговорила она, чувствуя, как глазам почему-то стало горячо. – У меня просто нет сил думать, что где-то на свете есть мой отец, и он меня ждёт – а я вообще не представляю, что делать и где его найти! Я не прошу понять меня, но…
– Да нет, – неожиданно сказала Милашка, и в голосе её не было издевки. – Я тебя п-понимаю. Правда, понимаю.
– Ну, и вот… Если бы я знала, что у вас всё так строго, то не пошла бы на это. Но я тогда просто не могла нормально думать!
– Да уж, «не думать» у тебя п-прямо очень хорошо получается! – проворчала Милашка. Но смотрела уже без прежней враждебности.
Алиса повернулась к ней всем телом.
– Милашка, прости меня! – прижав руки к груди, выговорила она. – Ты не представляешь себе, как мне стыдно! Клянусь тебе… не знаю даже, чем, но клянусь, что никогда больше тебе не совру! Я знаю, что трудно – но поверь мне, пожалуйста: сейчас я говорила только правду!
Младшая служащая молча смотрела на неё. Долго; так долго, что автобус успел замедлить ход и остановиться. И, наконец, прикрыла глаза и кивнула, будто согласившись со своими мыслями.
– Я верю т-тебе, – неохотно сказала она. – Сейчас – верю.
И от этих слов внутри у Алисы разом стало светло и легко-легко. Как будто она прямо сейчас могла воспарить под потолок каюты.
– Спасибо! Спасибо… Послушай, – черноволосая кукла дотронулась до ладони подруги. – Когда всё закончится, и мы вернёмся в Вертеполис, хочешь, я пойду с тобой в Шпиль и сама во всём признаюсь? Тебя не накажут, а…