– Это не кукла, – сдавленно перебила его Милашка.
– Что?
– Твой… отец. Кто бы это ни был, но это не кукла! Откуда у тебя эта запись?
– Я же говорю, нашла в квартире! Что ты хочешь сказать?
– А то и хочу, – Милашка понизила голос, будто опасаясь, что кто-то подслушает. – Нас в Канцелярии учили физиогномике, распознаванию лиц. Это очень важно: у некоторых ведь лица делают похожими, по одному образцу – и надо уметь преступника опознать по движениям глаз, по улыбке, по…
– Ну, и? – не выдержала Алиса.
– Так вот, у него мимика не кукольная. Похожа, а другая! Как будто… я не знаю, лицо по-другому устроено. И глаза не такие, как у нас! – Милашка постучала себя пальцем по глазному яблоку. – И один раз он руку поднял: может, мне показалось, но у него шарниров меж пальцами нет!
– Как? Но… кто тогда? – Алисе вдруг стало жутко.
– В прошлом выпускались разные модели кукол, – заметил Роджер; судя по его лицу, он разделял сомнения Милашки. – На заре Электрического Века умели даже делать специализированные модели вместо усреднённых. Врачей, инженеров, горнорабочих. Это после Кризиса знания были утеряны…
– Погодите. Вы думаете, тут что-то не так? Но это же мой отец! Он оставил мне запись, он хотел, чтобы я его нашла!
– Алиса, успокойся, мы не спорим. Но это дело становится всё интереснее. Надо показать запись Петровичу, он большой знаток истории. Может, что-то подскажет…
Но, вернувшись в Гавань, они обнаружили неприятный сюрприз. У автобуса ждал Гром, сложив на груди лапы. А рядом с ним стояли двое милиционеров в униформе.
– Так, девушки, – негромко сказал Роджер, остановившись на ступенях лестницы. – Не пугайтесь. Сделайте вид, будто мы не вместе: идите в кантину, посидите там. А я узнаю, что им от нас нужно.
Алиса и Милашка послушно скрылись в кантине. Народу в заведении было немного, поэтому они сели у окна.
– Давай кофе выпьем? – предложила Милашка. – Мне не по себе как-то…
Алиса и сама была смущена неожиданными новостями. Они заказали кофе – всё тот же, желудёвый, другого не нашлось – и потягивали его, косясь в окно, за которым капитан беседовал с милиционерами. Наконец Роджер кивнул, пожал руки стражам порядка (как показалось Алисе, при этом сунув каждому что-то в ладонь – деньги, скорее всего), и они пошли прочь.
– Кажется, пронесло. Я пойду, осторожненько проверю, а ты подожди… – Алиса вышла из кантины.
Милашка осталась сидеть одна над чашкой кофе, печально глядя в чёрную жидкость, где отражались мерцавшие радужные огоньки. Сгустились сумерки и над Гаванью зажгли гирлянды фонарей, растянутые меж дубами.
Рыжая девушка чувствовала себя несчастной и потерянной: ещё и потому, что Алиса отчего-то задержалась и не спешила возвращаться. Жизнь сорвалась под откос, как пиратский каток, и непонятно теперь, что будет.
В какую авантюру втянула её Алиса? Как теперь объясниться перед начальством? И ещё эти слова про то, что её использовали… Нет. Ведь Канцелярия – одна семья, и каждый делает ту работу, которую должен! На неё не стали бы перекладывать то, чем больше просто никто не желал заниматься!
Или стали бы? Но как госпожа Директор позволила? Ведь она не могла забыть Милашку! Ведь госпожа Директор (тогда ещё Замдиректора) была такой доброй, когда только забрала её из приюта, так улыбалась потом в минуты их встреч…
Это потом она изменилась. После того, как в шестнадцатом году Милашка вдруг заболела. Просто однажды очнулась в больничной палате, и ничего не помнила о том, что с ней произошло: несколько дней жизни выпали из её памяти без следа. И доктора с санитарками ничего ей не рассказывали.
А когда Милашка вышла из больницы, всё уже переменилось – и больше никогда не было так, как прежде. С того дня она всё реже встречала госпожу Директора… И никогда больше Милашка не видела на её лице улыбку.
Младшая служащая уронила голову на руки. От воспоминаний сделалось вдвойне тоскливей – ещё и потому, что она с тех пор так и не перестала гадать, что же такое случилось в те потерянные дни.
Как так вышло? Куда ушла её спокойная, понятная и добрая жизнь? И как всё вернуть?..