На сцену вышел музыкант-кукла в чёрном свитере, с гитарой на ремне. Взобрался на высокий табурет, перебрал струны и хрипловато запел:
Пусть не сказано слово,
Моя песня не спета,
Только счастья на свете
Нету, радость моя!
Я – листочек дубовый,
Оторвался от ветки,
И несёт меня ветер
В чужие края…
«В чужие края. Вот так вот и я», с тоской подумала Милашка. «Оторвалась от своей ветки, и лечу. На север… как Капитан Белый Снег. Совсем-совсем одна…»
В чашку кофе капнула слеза. Милашка отпила и поморщилась: кофе показался ещё горше.
– Эй, красоточка, – сочувственно обратилась к ней из-за соседнего столика женщина-кукла с короткими алыми волосами и густо подведёнными чёрным глазами. На ней был потрёпанный красный плащ, уши украшены серебряными гвоздиками; незнакомка походила на пиратку, искательницу приключений. – Я вижу, ты замучилась это дрянцо пить. Попробуй-ка вот с этим! – она украдкой достала из кармана плоскую флягу, протянула руку и капнула Милашке в кофе. – Хороший джин, терновый, на приболотских сливах!
– Спасибо, что не на желудях, – грустно улыбнулась Милашка, и пригубила. И правда, разбавленный алкоголем кофе показался не таким противным.
– Да не за что, девчуль. Тебя как зовут? Милашка? Ты и вправду милашка!.. А меня Карима. Ты откуда?
После второй чашечки кофе с джином проблемы немного отдалились, а Карима подсела к Милашке за столик. После третьей – в голове зашумело, стало хорошо и тепло. И уже не хотелось никуда идти, и собеседница так чудесно понимала её, сочувственно кивая в ответ на жалобы… Такая милая…
***
– Гром, я с тобой разорюсь на штрафах, – строго сказал Роджер. – В каждом городе одно и то же, тебя без присмотра оставить нельзя!
– Виноват, капитан, – ответил Гром, абсолютно не выглядевший виноватым. Более того, вид у мишки был вполне довольный.
– Ладно… Алиса, ты уже тут? Прекрасно. Давай-ка в автобус: отдохнём до утра, на рассвете в путь.
Уже собиравшаяся идти обратно в кантину за Милашкой, Алиса заметила Петровича, спускавшегося по ступенькам. Кроме блюдечка молока, механик нёс в руке маленькую зажжённую свечку.
– У машинных крох сегодня ужин при свечах? – пошутила девушка.
– Вроде того, барышня! – довольно усмехнулся Петрович, встопорщив бороду.
– Должно быть, у них хороший аппетит, – деликатно заметила Алиса.
– А то! Хотите посмотреть, кстати?
– Хм… ну, да, наверное.
– Тогда идите сюда. Погодите, тряпочку подстелю, чтоб не измазались!
Забравшись по пояс в люк машинного отделения, Алиса и Петрович легли на животы. Механик задвинул блюдце с молоком под нависавшие железные потроха механизмов и осторожно поставил рядом свечу.
– Теперь тихо. Не спугните… Ага. Видите?
Смущённая, что теперь придётся притворяться, чтобы не обидеть доброго старика, Алиса уже открыла рот… Да так и застыла. Потому что во тьме машинного нутра вдруг блеснули искорки глаз, за ними ещё пара, и ещё.
Со всех сторон из недр автобуса на свет выходили странные существа, будто сотканные из сумрака и сажи. Чуть больше пальца ростом, «крохи» были закутаны в промасленную ветошь, из которой блестели глазки и торчали длинные носы. На некоторых даже красовались наряды из обрывков фольги, ожерелья из мелких гаечек.
Семенящие создания сгрудились вокруг блюдца. Тонкими ручонками они выуживали оттуда кусочки печенья и молниеносно съедали. Покончив с угощением, уткнулись носами в молоко – и всего за несколько секунд блюдце опустело.
– Что это? – наконец выдавила Алиса.
– Машинные крохи, – шепнул Петрович, довольный её удивлением. – В двигателях живут! Если их подкармливать, машина дольше без ремонта проездит.
– Так они вправду есть?..
– Конечно. В Гаражах, где я учился, их много было. Наши мастера умели их приваживать. Они нам и инструменты подносили, и с курсовыми помогали – встанешь поутру, а курсак весь в пометках, где ошибки… Вообще, есть разные крохи: лесные, горные, подземные, даже городские. Если правильно с ними обращаться, сплошная польза будет, а если обижать – уйдут прочь.